Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Салон самолета, полосатый от мелькавших облаков, был полон. Его занимали шумные, подвыпившие рыбаки, возвращавшиеся из отпуска на свои рыболовецкие траулеры, что ловили тунца и морену в Атлантике у берегов Анголы. Их ждали месяцы тяжкой работы на железной палубе среди штормов, качки, рыбьей слизи, и они на борту самолета допивали последние сладкие стаканы водки. Среди их красных, обветренных лиц, шумных голосов выделялись несколько черных молодых африканцев, сдержанных, строгих, аккуратно подстриженных. Возможно, это были военные, проходившие подготовку в московских академиях и училищах. Возвращались в свои бригады, ведущие тяжелые бои у границ Намибии. Тут же, занимая ряд кресел, сидели крепкие, чем-то похожие, дружно державшиеся мужчины, чьи воротнички были слишком тщательно застегнуты, а галстуки своей расцветкой и формой узлов неуловимо отставали от моды. Эта дружная молчаливая группа с одинаковыми новенькими портфелями могла состоять из военных советников, направляемых в помощь воюющему государству. Неподалеку сидела молодая опечаленная женщина, быть может, навещавшая кого-то из московской хворавшей родни, летевшая теперь обратно в Луанду, где работал ее муж-дипломат.
Через несколько часов Белосельцеву предстояла встреча с человеком, в котором таилась для него смертельная опасность, быть может, сама смерть. Он не мог избежать этой встречи, не мог от нее уклониться. Рожденные на разных оконечностях Земли, вскормленные от разных матерей, воспитанные в лоне несхожих культур, они случайно несколько лет назад узнали друг друга. И это мимолетное, среди сотен других, знакомство становилось частью жестокого соперничества, смертельной схватки, которую вели между собой громадные мировые системы и в которую с каждой секундой погружала его ревущая в небесах машина.
План операции, продуманный до мелочей, со множеством вариантов и побочных возможностей, хранился в его памяти, как оружие со взведенным курком. Но теперь, в самолете, он отложил в сторону это готовое выстрелить оружие. Отпустил свое дремлющее сознание в свободный полет, как отпускают легкий воздушный шар, и оно, поворачиваясь, качаясь из стороны в сторону, плыло вслед самолету, причудливо и случайно рождая картины и образы.
Синий фонарь, под которым струится метель, заметает вечерний переулок. Он возвращается из школы вдоль низких деревянных домов. Заглядывает в оранжевые окна, задернутые занавесками, из-за которых несется музыка, нестройные голоса и смех. В одном окне раздвинулась штора, возникла женщина, обнаженная, золотистая, на один только миг, испугав его видом своих поднятых рук, распущенных темных волос, мягких, окруженных тенями грудей.
Это видение, долгое, как тихая сладкая музыка, сопровождало его до Вены, куда, совершая промежуточную посадку, опустился самолет. В баре стеклянного аэропорта, среди черно-желтых табло, нарядных этикеток и медных пивных кранов артель моряков дружно сдвигала стаканы с водкой, военные советники, уединившись за столиком, не расставаясь с портфелями, скромно чокались рюмками коньяку, а ангольские офицеры сдержанно пили кофе. Белосельцев сквозь зеркальное стекло смотрел на зеленое летное поле с выруливающим «Боингом». В мокрой сине-зеленой траве прыгали зайцы. Вставали на задние лапы, чутко вглядывались в далекую, бегущую по бетону машину.
Они летели над вечерними Балканами, розовыми на заре. Над островерхими, посыпанными снегом Апеннинами, голубыми, мерцающими среди сумеречных долин. Белосельцев дремал, и память его рождала неясные видения, легкие, зыбкие, как колеблемые испарения. Он видел лодку, в которой сидел вместе с девушкой. Они плыли по Тимирязевскому пруду. Уключины туго скрипели. На девушке было белое платье. На тонкой шее синели стеклянные бусы. На дне лодки лежала мокрая, с длинным стеблем кувшинка. Вода была зеленая, отражала высокие темные деревья. Сквозь них желтела усадьба. Лодка надвигалась на дрожащее бело-желтое отражение дворца, и девушка опускала в воду кувшинку. Эта исчезнувшая лодка и безымянная, с синими бусами девушка плыли над Римом, Венецией и Сицилией. Парили над Средиземным морем и отстали от самолета лишь тогда, когда машина, покидая черное звездное небо, стала снижаться в Триполи.
Пассажиров провели в тесный душный отсек, поставили у входа смуглых худых автоматчиков. Белосельцев, присев на жесткую лавку, смотрел, как мимо проходит шейх в просторных белых одеждах, как молится на коврике черный, словно слива, мусульманин в малиновых шароварах. На стене висел плакат с Муамаром Каддафи. Входная дверь была приоткрыта, и виднелось звездное небо, берет и ствол автоматчика.
Полет продолжался над Африкой. В иллюминаторе светил тонкий туманный месяц. Рыбаки спали тяжелым угарным сном. Советники чутко дремали, держа на коленях заветные портфели. Ангольские военные, откинувшись на сиденьях, казались бронзовыми скульптурами. Молодая женщина свернулась калачиком, укутавшись в плед. В сумраке слабо поблескивала ее золотая сережка.
Он то ли спал, то ли грезил. Видел бабушку в белом ночном чепце. Свет от лампы падал на ее худые руки, на маленькое Евангелие с золотым обрезом, на чудное любимое лицо. То, что она читала, вызывало в ней светлое слезное умиление. Издали, боясь ее потревожить, он не мог понять, что за чувство переполняет ее, вызывая на глазах светлые слезы.
Самолет летел над ночной Сахарой, над джунглями Заира, над душными болотами Нигерии, и бабушка в белом чепце витала над Африкой, читала Евангелие.
Он проснулся от яркого света, от перламутрового облака, похожего на раковину, сквозь которое пролетал самолет. Салон пробуждался. Черные, белые лица прижимались к иллюминаторам. Машина звенела, скользя по бетону, шевелила закрылками. На ветру качались высокие пернатые пальмы.
Трап самолета был белый, воздух теплый, влажный, благоухающий. Волновалась серебристая сухая трава. В бледном небе летели прозрачные волокна облаков. У трапа стояли черные худощавые автоматчики. Он был в Африке, в Анголе, на другом полушарии, которое окружило его туманной зеленью близкого океана, голубой волной далеких холмов, пернатыми опахалами пальмовой рощи. Это были глаза континента, увидавшие его на белом трапе. Вопрошали, с чем он здесь появился. Были готовы принять или отторгнуть. Чутко всматривались из каждой травинки и облака.
В аэропорту его встретил секретарь посольства, любезный, с аккуратными точными движениями маленьких ловких рук. Принял саквояж, отворил дверцу просторного лимузина, из которого пахнуло сладким благоуханием кожи, лака, табака и мужского одеколона. Плавно пустил машину по гладкому сухому асфальту.
– Как долетели? Как Москва? – спрашивал он Белосельцева, придерживая послушный руль одной рукой, на которой красовался просторный браслет от часов.
– Вчера перед самым носом с крыши сосулька упала. Весна, грачи прилетели, – улыбнулся Белосельцев. Они обменялись дружелюбными фразами, достаточными для того, чтобы получить изначальные впечатления друг о друге, позволявшие без обиняков перейти к насущной, важной для обоих теме.
– Он остановился в отеле «Панорама», в номере триста шестом. Мы едем туда. Ваша комната этажом выше. Он много ездит по городу, не скрывает контактов. Он представляет здесь фирму, поставляющую из ЮАР коммунальное оборудование. Насосы, водопроводные трубы, кондиционеры. У него много знакомств в министерствах, в аппарате президента. Обедает и ужинает всегда один. Вечера проводит в номере.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
