так грубо, так жестоко. Да еще и сразу двое. Одновременно. Это кошмар. Кошмар, не иначе. Просто надо проснуться. Но никак. Никак!
Василиса пытается оттолкнуть слабыми тонкими ручками напористого Лиса, который настолько увлечен поцелуем, что даже не замечает ее отчаянных, но таких смешных толчков. Камень в это же время рывком задирает длинную, пышную юбку платья, и оставляет следы от грубых пальцев на голых бедрах испуганной девушки. Она начинает дрожать, неконтролируемо, всем телом, пытается сжать ноги, чтоб не пустить наглые руки, пытается опять оттолкнуть, сомкнуть рот, не допуская больше насилия, но все тщетно. Бесполезно.
Парни на секунду останавливаются, но лишь для того, чтоб в два шага пересечь коридор, так и не выпуская ее из рук, и укрыться в пустой аудитории. Открытой. Камень подпирает дверь стулом, проверяет надежность. Надежно. Очень. С той стороны не зайдешь.
Василиса, успевшая сделать вдох за время перемещения, с неожиданной для себя самой даже силой толкает держащего ее Лиса, и отпрыгивает к учительскому столу.
Она растрепана, пушистая куртка осталась в коридоре, прическа стала еще более небрежной, губы распухли, шея и плечи в красных пятнах, в испуганных глазах слезы.
Василиса переводит взгляд с одного своего преследователя на другого, потом смотрит на запертую дверь, к которой все равно не проберешься. Они стоят на пути. Не пустят.
Вася машинально прикрывает грудь, пытясь натянуть платье повыше, скрыться от жадных и наглых взглядов, но ничего не выходит. Конструкция платья такова, что вниз, обнажая грудь, можно, а вот вверх — нет.
— Отпустите… — шепчет она, уже понимая, что никто ее не услышит. За окном шумит еле слышно двор университета, многие разъехадлись, добираясь своим ходом до места проведения праздника, и ее явно никто не потеряет, никто не будет ждать.
В самом здании никого не осталось, даже учителя воспользовались возможностью, и ушли по домам. Только вахта на первом этаже.
Ей никто не поможет.
Парни опять переглядываются, явно не желая даже объяснять своей жертве свои намерения. А зачем? Они очевидны.
— Не надо… — опять шепчет Василиса, ни на что не надеясь.
Парни шагают к ней одновременно.
Василиса вскрикивает и рвется к окну, не рассчитывая ни на что, просто повинуясь инстинктам жертвы, загнанного зверя, готового как угодно, хоть в пропасть, на верную смерть, но не в ловушку.
Но ее ловят за платье, жалобно треснувшее в грубых руках, и сграбастывают обратно.
Василиса отталкивает, что-то бессвязно лепечет, даже умоляет, но ее охотники не слышат. В их расширенных зрачках азарт погони и предвкушение удовольствия. Да для них уже само происходящее — удовольствие. Молодые звери, уже знающие силу, что играет и пузырится в их жилах, но еще не умеющие ее толком контролировать. И не считающие нужным это делать.
Зачем? Эта девочка, эта яркая бабочка, которую они приметили уже давно, попалась в ловушку и не убежит теперь.
Они за то время, пока решали, кому она достанется, успели подраться, помириться, опять разругаться в пух и прах. Потому что каждый собственник, каждому хотелось быть первым. Единолично владеть. Пока не надоест.
И никак не один не хотел уступить другому.
В итоге, решили не уступать.
А разделить. Чтоб никому не обидно было.
Василиса была обречена сразу, с того их первого волчьего взгляда на нее. Но все это время жила в счастливом неведении. Что судьба ее уже предрешена. И вопрос расставления силков и приманивания в ловушку — дело времени.
Сегодняшний праздник, чужой, не особенно добрый, для них — словно шаг вперед, за грань.
Лис, жарко укусив беспомощно барахтающуюся в его лапах жертву, рывком разворачивает ее спиной к себе, оставляя за своим компаньоном очередь целовать, тискать, наслаждаться вкусом ее губ, одуряющим настолько, что, если до этого были еще какие-то сомнения в исходе ситуации, то теперь их точно нет.
Пути назад нет для них троих. Только вперед.
Камень не тормозит, его огромные грубые лапы неожиданно бережно сжимают тонкую талию их общей добычи. Он с рычанием впивается в мягкие дрожащие губы, не позволяя Василисе крикнуть. Глубоко проникает напористым языком ей в рот, сходя с ума от вкуса, долгожданного, постоянно представляемого, но оказавшегося куда круче, чем в его фантазиях! В сто раз круче!
Лис, сдавленно матерясь, разбирается с пышным алым платьем, мнет его бесцеремонными лапами, тоже добираясь до гладкой, как шелк, кожи. Нащупывает простенькие трусики, выдыхает довольно и одним движением сдергивает их.
Вася взвизгивает прямо в губы Камню, выгибается, стремясь уберечься от наглых пальцев, легко, неожиданно мягко и опытно проникших в нее!
Страх, непонимание, борьба не оставляют ее тело равнодушным, внутри горячо, все неистово сжимается, пульсирует от ужаса и неизвестности.
И пальцы Лиса добавляют происходящему безумия.
— Горячая какая, — шипит он, практически насаживая беспомощную девушку на свои пальцы, — давай, расслабься… Камень, она — целка.
— Ебать, — высказывает свое отношение к происходящему Камень, отрываясь от губ Васи и принимаясь покрывать безумными, обжигающе грубыми поцелуями голые плечи и грудь. — Я первый.
Лис ничего не говорит, только ругается и усиливает напор, потирая какую-то невероятно чувствительную точку внизу у Василисы, отчего она, и без того дрожащая от страха и непонимания, начинает еще и выдавать такую стыдную, неправильную физиологическую реакцию на насилие.
Горячо ей становится! Больно! И томительно!
И парни, своими слаженными действиями, только усиливают эти ощущения.
Вася уже не сопротивляется, полностью порабощенная происходящим, просто держится за каменные плечи Лешки, запрокидывает голову и умоляюще стонет, пытаясь все же хоть как-то себя защитить.
Но бесполезно.
Последний теплый день осени становится безумным адским пеклом для нее.
Мир переворачивается снова, и под ее уже голыми плечами и спиной — твердая поверхность стола.
Волосы, окончательно выбившись из прически, волной текут по столешнице, свешиваются водопадом вниз, и Лис, прихватывая их, наматывая на кулак, шепчет восхищенно:
— Охуеть, девочка…
Вася толком не слышит его, ее взгляд направлен на Камня, легко двигающего ее к себе, подхватывающего под ягодицы…
Его глаза, сумасшедшие, черные-пречерные, внимательны и безумны.
Его руки на ее бедрах — жесткие и властные.
И смотрит он вниз, туда, где самое бесстыдное, куда, сама Вася не смотрела никогда в жизни!
А он смотрит!
И задумчиво, не торопясь, ведет пальцами… Прямо там!
Он чувствуется совсем иначе, не так, как Лис. Более жестко, более грубо. Лис, стоящий у лица Васи, перехватывает ее панический взгляд, запечатывает губами умоляющее “нет, нет, не надо”. Долго, с удовольствием целует, ловя малейшие движения уже не протеста. Распаленной, удивленной мольбы.
Вася уже мало что понимает, она горит от
