оно не смутило.
Сара пребывала в той стадии переживания горя, которую называют отрицанием. Каждое утро она вскакивала, будто от ночного кошмара, и не могла понять, почему просыпается не от теплых прикосновений маминых рук, а от пронзительного звонка будильника. Когда настало время отпевания, с Сарой случилась истерика, и ее отцу, Бернару Леруа, пришлось буквально тащить дочь на службу. Там она рыдала так громко, что заглушала священника. В конце концов бабушка Сары сочла, что будет лучше внучку все же отпустить из церкви, и девочка бросилась оттуда бежать. Ноги привели ее на кладбище. Для тех, кто никогда не бывал в Бувиле, скажу, что это кладбище все еще существует. Оно расположено на вершине меловой скалы, нависающей над Ла-Маншем, недалеко от мыса Гри-Не. В хорошую погоду оттуда даже видно Англию.
Анжелика в огромном желтом дождевике сидела, поджав ноги, на надгробной плите рядом с поросшим мхом склепом. Первое, что почувствовала Сара по отношению к Анжелике, – лютая зависть, поразившая ее, словно удар под дых: ведь наверняка, когда Анжелика собиралась выходить из дома, мама окликнула ее и напомнила надеть дождевик. У некоторых по-прежнему есть любящие матери, которые заботятся о том, чтобы их дети не заработали себе воспаление легких. Но не у Сары. Жизнь так несправедлива. Впрочем, в скором времени она поняла, что родители Анжелики не из тех, кто беспокоится о таких пустяках, как воспаление легких. Но в тот момент дождевик с чужого плеча она расценила как знак огромной любви, которой сама только что лишилась, и вновь залилась слезами. В ярости она бросила камешек в сторону незнакомки, не осознающей своего счастья. Анжелика обернулась, оглядела с головы до ног рыдающую Сару, потом поднялась и крепко ее обняла. Анжелика пахла морем и горячим шоколадом. Сара почувствовала, как ей становится легче. Она долго оставалась в объятиях этой маленькой, совершенно незнакомой девочки, которая оказалась первой, кто смог хоть немного ее утешить.
Анжелика бросила взгляд на черный наряд собеседницы:
– Кто у тебя умер?
– Мама, – еле слышно ответила Сара.
– Ох, сочувствую.
Спустя какое-то время Сара, всхлипывая, спросила:
– Знаешь, кто первой из женщин пересек вплавь Ла-Манш?
Анжелика помотала головой, не понимая, при чем тут это.
– Гертруда Каролина Эдерле в 1926 году. Американка. Стартовала с мыса Гри-Не и спустя четырнадцать часов и тридцать одну минуту финишировала в Дувре, улучшив тогдашний мужской мировой рекорд на час пятьдесят восемь минут. Это мама мне рассказала. Она знала столько всего интересного!
Эти сведения не особенно впечатлили Анжелику, но она кивнула, удивившись такому бесполезному и странному, учитывая обстоятельства, проявлению эрудиции. Потом она взяла Сару за руку и серьезно посмотрела ей в глаза:
– Сожалею, жизнь действительно беспощадна, особенно к девочкам. Единственное, что помогает, – это солидарность. Так мне сказала Фанни.
– А кто такая Фанни?
– Моя старшая сестра.
Сара не имела понятия, что означает слово «солидарность», но оно звучало, будто сыгранные в ряд ноты, часть гаммы, вселяющая надежду, которой ей очень не хватало в это непростое время, и она спросила Анжелику:
– Не могла бы ты сходить со мной на похороны?
– Конечно! – воскликнула Анжелика, будто ей предложили пойти съесть мороженого.
Она пришла в восторг от возможности увидеть настоящего мертвеца. Девочки вместе приблизились к свежевырытой могиле. Они молча ждали. Время от времени Анжелика вытирала Саре слезы использованным бумажным платком, который отыскала в кармане своего дождевика. Вот зазвонили колокола – и на кладбище, словно стая мрачных воронов, появилась скорбная семейная процессия с гробом во главе.
– Это все слишком грустно, – прошептала Анжелика, – держи-ка мой плеер, я стащила его у сестры.
Не дожидаясь ответа, она водрузила наушники на голову своей новой подруге и включила громкость на максимум.
Вот так все и началось: Анжелика в желтом, как солнце, дождевике, доходящем ей чуть ли не до пят, держит за руку убитую горем Сару, и фоном звучит песня Аксель Ред «Чувственность»[1].
Нынешнее время. Фанни
Фанни в сотый раз перечитывала на экране телефона последнее сообщение.
Номер неизвестен. 9:43.
Вчера умерла мама.
Похороны во вторник в 10 ч.
Фанни уже много лет не разговаривала с сестрой, но знала, что это СМС могла отправить только она, Анжелика. Фанни медленно подняла взгляд: за стеклянной стеной ее кабинета – утренняя рабочая суета. Умерла мама. Когда же она ее видела в последний раз? На дне рождения Оскара, на его трехлетии, значит, больше девяти месяцев назад. Мари-Клер предложила следующим летом взять внука к себе на неделю. Фанни еле сдержалась, чтобы не расхохотаться, а когда поняла, что мать говорит серьезно, тактично отказалась – под каким предлогом, уже и не помнила. Но они поссорились и с тех пор не звонили друг другу. У Фанни дрожали руки. Умерла мама. Что же теперь делать? Может, с кем-нибудь поговорить? Нет. Работу не смешивают с личной жизнью. Да и подруг среди коллег у нее не было. Особенно с тех пор, как она стала заместителем главного редактора журнала и метила на пост руководителя его онлайн-версии.
Фанни захотелось кофе. Она положила свой телефон на идеально прибранный стол так осторожно, словно это какая-нибудь перегревшаяся штуковина, которая может взорваться, и пересекла опенспейс со странным ощущением, будто она двигалась в замедленном темпе внутри аквариума под клацанье компьютерных клавиатур.
– Наверняка эта ведьма заполучит онлайн-журнал и выкинет половину сотрудников.
Эта фраза ее ошеломила. Как обухом по голове! Обычный разговор у кофемашины, вот только предметом обсуждения, судя по всему, была она. У нее умерла мать, а коллеги, оказывается, называют ее ведьмой. Спасибо, вам тоже хорошего дня!
Заметив Фанни, Жанна и Натали, разумеется, прервали разговор. Фанни невозмутимо нажала кнопку «эспрессо без сахара» и стала ждать, пока наполнится стаканчик. Ощущение панической растерянности смешалось с тонким и довольно приятным ароматом кофе, распространившимся по офису. Не сказав им ни слова, Фанни вернулась в свой кабинет и заперла дверь – реагировать на подобное у нее не было времени. И потом у нее ведь умерла мама, а это было поважнее, чем то, что парочка завистливых коллег окрестила ее ведьмой.
Но все же спустя несколько минут Фанни отправилась в туалет и стала разглядывать себя в зеркале. Нет, не поправилась. Вот уже многие годы она тщательно следила за тем, чтобы ее вес оставался неизменным. Впрочем, бывают ли ведьмы толстыми? Вряд ли, зато все ведьмы страшные. Она внимательно изучала свое отражение: осанка прямая, светло-карие глаза выгодно подчеркнуты неброским аккуратным макияжем, кожа гладкая,
