и этот мальчишка валяется без сознания.
Нет, никто не питает иллюзий по поводу приютских обитателей. Далеко не во всех, но всё-таки во многих просыпается дурное наследство их папаш и мамаш, бросивших (часто не по своей воле) своих чад: пьяная драка, ранняя беременность, семеро по лавкам старшеньких, - словом, среди её подопечных нет тех, в ком могли бы неожиданно проснуться чопорность отца-лорда или безупречные манеры матери-баронессы.
Хотя, именно в Томе что-то такое всегда спало, а теперь, кажется, проснулось. Мальчик ещё будучи младенцем не отличался плаксивостью, подавая голос лишь для того, чтобы сообщить всему миру, что он обгадился. Да и потом, став постарше, разговорчивостью он не отличался. Дети, даже старшие, сторонились его, а он сам не делал первый шаг к тому, чтобы подружиться со сверстниками.
Нет, он не был изгоем. Общался, играл, дрался, как и все дети, но всегда сохранялась какая-то дистанция, словно между ним и другими детьми непреодолимой стеной стояла сама судьба. Можно было бы подумать, что мальчик - ребёнок какого-то высокопоставленного богатого лорда, если не знать, что его мать-нищенка, скорее всего сбежала из какого-то бродячего цирка. Такой вывод сотрудники приюта сделали по тому странному имени, которым умирающая мать нарекла свое чадо перед смертью - сил истощённого организма хватило только на то, чтобы произнести его. Том - в честь отца; Марволо - в честь деда; и фамилия Риддл по отцу.
С окружающими мальчик держался так, будто наследник богатого рода играет с детьми слуг - они вроде и погодки, вроде нет разницы в силе или жизненном опыте, но дети не могут преодолеть невидимую границу, словно зная, что им предстоит служить ему в будущем, несмотря на то, что прямо сейчас они условно равны. Как ни странно, но это отношение было обоюдным - и со стороны Тома, и со стороны ребят.
Естественно, самые старшие в эти игры не играли - они вообще держались подальше от малышни, у них свои интересы и "игры", а за дисциплиной миссис Коул следила строго - откровенно бандитские замашки выбивались из приютских розгами и административными мерами вроде лишения ужина. Хулиганство никому не спускали, наоборот, в обязанность старшим вменялся присмотр за младшими, ведь всего трое взрослых (если к таковым можно приравнять Марту, вчерашнюю выпускницу того же самого приюта) не могли справится с десятками детей.
Впрочем, тумаков Том больше получал, чем раздавал, ведь несмотря на его манеру держаться, всем было ясно, что за ним нет отца-лорда. А то, что остальные дети держатся компаниями, не прибавляло ему шансов на победу.
- Ай! - едва придя в себя, первым делом Том схватился за глаз, в который пришёлся удар Билли Стаббса. Марта, видевшая эту сцену ранее была крайне удивлена, ведь Билли отличался добротой и дружелюбием. По местным меркам, конечно же.
Как потом выяснилось, Том, будучи младше Билли, потребовал (!) отдать ему кролика (авт.: случай с кроликом в оригинале был перед самым визитом Дамблдора в приют, но я решил сдвинуть событие, т.к. "новый" Том так бы не поступил), подаренного кем-то из дальних родственников: не все дети полные сироты, у некоторых есть какая-то дальняя родня. Но не всегда у них есть возможность взять себе, например, девятого ребёнка, как в случае с роднёй Билли. Своих восьмерых им более чем достаточно. Но родственные связи, они не спешили обрывать, что нравилось и патрону приюта: иногда они жертвовали мясо или сыр - продукцию их хозяйства. Только благодаря таким пожертвованиям приют Вула и сводил концы с концами: дети опрятно одеты, пусть и в неновую, но чистую одежду, а стол хоть и не отличался разносолами (крольчатины не было ни разу), но никто не голодал. А вот получить крольчатину на стол вряд ли удалось бы, несмотря на то, что подарили кролика в этом качестве, но паренёк, к сожалению администрации, привязался к этому пушистому комочку.
- Том, как ты себя чувствуешь? - в голосе миссис Коул особой заботы, конечно же, не наблюдалось. Только те самые противоречивые чувства, когда она не знает, радоваться ей или нет тому, что мальчик очнулся. Она до сих пор для себя не сделала выбор.
- Я жив! - радостно завопил мальчик, вскакивая с кровати, не обращая внимания на то, что его пытаются удержать в лежачем положении. Странная команда медиков - люди в красных мантиях - рекомендовали ему пару дней покоя:
"Детский выброс, мэм, - заявил старший из парочки. - Дело обычное. Полежит и оклемается."
Если бы не взмах указкой перед этим, сопровождаемым словом "обливейт", то миссис Коул вряд ли бы согласилась со словом "обычное". Разве это обычно, что от мальчика исходит волна, похожая на круги на воде, когда в неё бросили камень? Только круги идут по мостовой, рушат стены и валят деревья?! Разве обычно то, что с помощью взмахов деревянной указкой и бормотания все камни возвращаются назад? А что обычного в том, что двое авроров едва удерживают десятилетнего сопляка, кряхтя, и немного испуганно?
И конечно же, миссис Коул никогда не поверит, что страшные истории, которые малыши-свидетели рассказывают друг другу о Томе - правда. Она будет приписывать их детской неуёмной фантазии, а, между тем, причина в том, что из-за особенностей психики совсем маленьких детей, "Обливейт" на них плохо действует. Обычный выпускник школы авроров с такой задачей не справится, потому обрывочные воспоминания останутся. Разум взрослого вполне правдоподобно заращивает дыры, оставленные в памяти заклинанием забвения, а вот деточки делают это весьма причудливым образом, ведь они не вполне осознают разницу между сказками и реальностью. И вот для того чтобы заполнить пробелы между этими обрывками, придёт на помощь та самая детская фантазия, добавив в них фей, дьявола и Санту.
***
С тех пор Том изменился. Нет, он не стал более общительным и не завёл друзей. Всё с точностью до наоборот. Всё началось с того самого кролика, из-за которого поссорились дети. Собственно, кролик-то пропал. Можно было бы подумать на Тома - в прошлом, его не раз подозревали в присвоении чужих вещей из зависти: он круглый сирота, а многих других детей хоть изредка, но иногда навещает дальняя, но всё-таки родня. После того как дети хвастались подарками от них, мальчишка награждал их завистливым взглядом, а потом вещи пропадали. Нет, их ни разу не нашли у него, но для всех было очевидно, что
