одна живая душа не узнала правду. Этери больше склонялась ко второму варианту.
Она никак не могла вспомнить, о чем Элфи рассказывал Лилит на том холме. Не могла вспомнить, почему побежала в их сторону и почему она проснулась посреди Туманного озера спустя три месяца после того злополучного дня.
В этом и была ее вторая проблема. Она не помнила абсолютно ничего. Спина Этери покрылась мурашками, они покрыли тело вплоть до шеи. В Туманном озере было так холодно, словно она навечно застряла во льдах и томилась там больше двух сотен лет. В тот день ее глаза распахнулись, и она увидела отливающее сталью небо, сгущающееся над ее головой. Грозное и рассерженное. От неожиданности Этери взмахнула руками и чуть не пошла на дно. К счастью, она вовремя сориентировалась, взяла себя в руки и выплыла на берег, откашливая воду, попавшую в легкие. Поймав попутку, она добралась до города и, дрожа, бросилась к дому родителей.
На Джоне не было лица, когда он увидел ее на пороге. Между его бровями залегла складка и появились новые морщины. Он сделал шаг, крепко обнимая, словно не видел целые годы. А Этери никак не могла понять, что же случилось. Уже позже, когда она отогрелась в теплой ванне и с удовольствием съела приготовленные Джоном блинчики, он рассказал, что и не надеялся ее увидеть. Рука Этери, сжимающая чашку со смородиновым чаем, замерла, и она подняла на него удивленный взгляд своих бесцветных глаз.
— Вы с мамой пропали три месяца назад, — сказал он, сжимая руки в кулаки.
Слова Джона звучали несуразно. Но тут Этери глубоко задумалась. После происшествия на холме она проснулась в холодной озерной воде. Как она туда переместилась? Каждый раз, когда Этери пыталась вспомнить, то натыкалась на стальную высокую стену, обойти которую было невозможно, а забраться наверх не получалось. Она вновь и вновь срывалась вниз.
С тех пор Этери часто вспоминала исчезновение Лилит, и стоило ей попытаться воскресить в воспоминаниях образ дня их пропажи, как у нее начинала кружиться голова, глаза щипало, а руки холодели. Реакция ее тела была необъяснима. И это ставило Этери в еще больший тупик.
Впрочем, она была уверена, что во всем виноват он, незнакомец из книжной лавки. Это он затащил их с мамой на холм, и он же бесследно исчез вместе с Лилит. Местный дознаватель Уолтер взял показатели, но на новые улики смотрел с примесью сомнения. Почему-то все вокруг, кроме Джона, считали, что Этери нашла себе молодого богатого любовника (роль любовника досталась чокнутому незнакомцу) и укатила с ним в столицу. А после того, как он ее бросил, вернулась и разыграла спектакль, позаимствовав историю своей матери. В ее амнезию отказывались верить, а Этери не рвалась всем доказывать свою правоту. Хватало и того, что Джон ей верит, а на остальных ей было наплевать.
Бросив последний настороженный взгляд на дневник, словно Элфи де Флуа мог вылезти оттуда и помахать ей рукой, она быстро приняла душ, переоделась в облегающие джинсы, блузку и укороченный пиджак и закрыла дверцу гардеробной. Привычным движением она надела затемненные очки-прямоугольники, хотя и была одна странность. Ее глаза перестали быть чувствительными к свету. После своего появления она носила их по привычке.
Этери поборола в себе желание еще раз осмотреть одежду, в которой она выплыла из озера. Мужская рубашка, штаны странного покроя и старинный корсет. Казалось, Этери сбежала в этом из театра, где должна была сыграть дорожного вора. А еще небольшой кинжал с длинным тонким лезвием. Его полиции она не показала, сама не зная почему. Этот предмет окутывал флер какой-то истории, которую Этери забыла, как и все, что случилось за эти три месяца.
Помотав головой, девушка вышла из комнаты и спустилась по лестнице на первый этаж. На кухне, совмещенной со столовой, пахло ароматным какао. С самого своего возвращения она жила в доме родителей. Джон так испугался, что Этери снова пропадет, что в приказном порядке заставил ее переехать. А та была не против. Для Этери не прошло более пяти часов, а Джон томился в страхе и одиночестве целых три месяца. Она могла его понять. Ей также не хватало Лилит, как и ему.
На кухне ее встретил улыбчивый и выспавшийся Джон. Он выглядел по-домашнему мило: в штанах и простой рубашке, поверх которой болтался фартук в цветочек. На его руках рукавицы-прихватки. Он аккуратно доставал из духовки поднос с печеньем. Выложив его на тарелку, Джон снял рукавицы и протянул Этери чашку с какао.
Как она любила. С маленькими маршмеллоу, которые весело покачивались на поверхности напитка.
Какао и печенье. Выпечкой обычно занималась мама, хотя у нее это и не получилось. У Джона печенье вышло изумительным: мягким, с привкусом корицы и терпко-сладкой ноткой. Кажется, апельсиновой.
— Как спалось? — заботливо спросил Джон, откусив печенье. Они стояли на кухне, и обоим было комфортно.
Этери, вспомнив резкую головную боль, поморщилась.
— У твоей мамы были такие же мигрени, — со вздохом сказал он.
— И как она с ними справлялась?
Джон мигом погрустнел.
— Она мучилась ими всю жизнь.
Внутренне Этери содрогнулась. Не хотелось бы всю жизнь просыпаться от головной боли и страха, что однажды она забудет свое имя. Забудет все, что делает ее собой. Потеряется…
Этери быстро доела печенье, допила какао, и поцеловав Джона в щеку, убежала на работу. Последний день рабочей недели, и она сможет быть свободна на целых два дня. Закутавшись в теплое пальто и шарф, девушка села в машину и вырулила на дорогу. Ранняя весна была холодной и мрачной. Снег на тротуаре растаял, но промозглый ветер все еще пронизывал насквозь, а небо со стальными тучами опускалось все ниже и ниже.
В “Книжном сознании”, как и всегда, пахло книжной пылью и стариной. Мистер Ли был одним из тех, кто искренне обрадовался ее возвращению. Найти замену ему так и не удалось. Выслушав историю Этери, наполненную разными мистическими пробелами, мистер Ли, почесав подбородок, сказал:
— Это могло бы стать отличной идеей для романа!
Этери так не считала. Нет, возможно, этакая мистически-детективная история и покорила бы сердца читателей, но никто из них не захотел бы оказаться на месте главного героя. И Этери не хотела, но с прискорбием осознала, что это не роман, а ее жизнь.
Мистер Ли находился за стойкой и что-то быстро строчил в бумагах. Все было как всегда, за исключением его хмурого лица и черных широких лент, обвивающих его тело.
Этери замерла, а ее сердце
