Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125
И… зачем? Ответа на этот вопрос он не знал. Он просто следовал указаниям, записанным на обороте маленькой черно-белой фотокарточки размером три на четыре, лежавшей у него в бумажнике, в отдельном кармашке из прозрачного пластика. То есть он худо-бедно мог ответить на вопрос: почему? Потому что так написано. Потому что я в это верю.
Но на вопрос «зачем?» ответа пока не было. И он не рассчитывал получить его в ближайшее время. «Мельница Божья мелет верно, но медленно», — почему-то вспомнилось ему.
Или там наоборот — «медленно, но верно»? Библейские мудрости тем и хороши, что они абсолютны. Их можно выворачивать наизнанку, и все равно, покопавшись, найдешь смысл.
То, что с ним произошло, было похоже на внезапное озарение… В противном случае пришлось бы признать, что он слишком рано подцепил профессиональную болезнь психиатров. Помните анекдот: «Если в одну палату посадить психиатра и пациента, считающего себя Наполеоном, то еще неизвестно, кто оттуда выйдет через год — два здоровых человека или два Наполеона».
С другой стороны, если смотреть на вещи шире: в Горной Долине тоже живут люди и там тоже должен кто-то работать. Почему бы ему не провести там… Ну, скажем, год. Как ни крути, это неплохая практика. Опыт. В памяти сразу всплывают «Записки врача» Вересаева, ранние рассказы Булгакова… Романтика, одним словом.
Когда про тридцатилетнего человека говорят, что он — романтик, это на самом деле означает, что он просто мудак. Это — такая мягкая форма слова «мудак» для великовозрастных кретинов.
Он помолчал, прислушиваясь к внутреннему голосу. Трудно было не согласиться. Правда, у Пинта оставался последний довод. Аргумент в пользу того, что он все делает правильно. Этот довод лежал в прозрачном пластиковом кармашке бумажника. И, хотя жизнь Пинта все больше и больше походила на странный затянувшийся сон, тем не менее кусочек фотобумаги размером три на четыре никуда не испарялся, он продолжал оставаться материальным, вещественным. Его можно было потрогать и снова ощутить связь с реальностью. Или же напротив — сказать себе: «Да, парень! Похоже, ты влип. Этот кусок картона крепко засел в твоих мозгах, как рыболовный крючок — в пальце. И теперь ты никуда не денешься. Крючок просто так не вытащить, его можно только вырезать». Проблема в том, что и то и другое было верно.
Поезд еще только подъезжал к Ковелю, а коридор и тамбур уже были забиты. Какой-то небритый мужичок в кителе непонятного цвета, без нашивок и знаков различия, из разорванной подмышки торчит грязная вата, бабка, сухая и высокая, с неожиданно круглым и розовым лицом, на согнутой руке — корзина с пищащими желтыми комочками (то ли цыплята, то ли утята, Пинт не был силен в птицеводстве), двое мальчиков, смуглых и серьезных, — все торопились поскорее выйти. Почему — для Пинта оставалось загадкой. Можно подумать, в родном Ковеле жизнь кругом кипела и бурлила, и они боялись пропустить хотя бы минуту. Собственно, такое происходило не только в Ковеле — повсюду, где ему приходилось бывать, даже в тех местах, где торопиться просто некуда.
Пинт же старался никогда не спешить. Он достал чемодан и небольшой потертый саквояж из грубой свиной кожи, поставил чемодан в проход, а саквояж положил на колени и стал ждать остановки.
На станции он вышел последним.
Дощатый настил перрона напоминал рот старика: всюду зияли глубокие щели, и даже те доски, что еще чудом держались, угрожающе прогибались и противно скрипели при каждом шаге. Пассажиры успели разбежаться кто куда, как тараканы, и Пинт остался на перроне один. Во врачебной ассоциации обещали, что в Ковеле его будет ждать встречающий, иначе до Горной Долины не добраться, но пока Пинт никого не видел. Невдалеке, правда, стоял уазик цвета хаки с голубой полосой на борту, на голубом фоне белыми буквами было выведено: «МИЛИЦИЯ». Однако из уазика никто не выбежал с букетом алых роз и бутылкой шампанского наперевес.
Кажется, все идет, как надо. Начало было интересным. Продолжение — еще лучше. Этакий заматеревший Мальчик-с-Пальчик в густом темном лесу, куда его завели злодеи родители. Вот только у мальчика отказали мозги, и он не набрал вовремя камешков, чтобы пометить дорогу. Теперь непонятно, как ему вернуться назад. Ну что ж? Будем ждать.
Пинт отошел под навес — слабая защита в случае дождя: возрастом и крепостью он не уступает настилу, разница лишь в том, что настил может в любую минуту провалиться, а навес — обвалиться.
Да смилостивится надо мной Господь, он не допустит, чтобы — эти два неприятных события произошли одновременно!
Громко хлопнула дверца машины — с характерным жестяным звуком. Пинт обернулся: из уазика вышел человек и решительно направился к нему.
Сказать, что человек выглядел несколько необычно — значило не сказать ничего. Мешковатые штаны из плотной ткани цвета хаки, застиранная военная рубашка, стоптанные ковбойские сапоги и широкополая шляпа — такие, кажется, носят в Техасе? Да, именно там. И еще, видимо, в Горной Долине.
Пинт поймал себя на мысли, что этот человек ему кого-то напоминает. Кого-то из ненастоящей жизни. Вот только кого?
Человек в ковбойских сапогах подошел ближе и осведомился:
— Вы — доктор?
— Точно, — кивнул Пинт. — Меня зовут Оскар Пинт. Я еду в Горную Долину. В ассоциации пообещали, что в Ковеле меня встретят…
— Так и есть, док! Это я вас встречаю. Моя фамилия-Баженов, но все зовут меня Шериф.
Мужчины смотрели друг на друга настороженно, ни один не протягивал другому руку, и не потому, может быть, что не хотел — просто опасался сделать это первым.
— А-а-а, понимаю. Наверное, вас зовут Шерифом из-за шляпы? Или из-за сапог? — В голосе Пинта звучало дружелюбие. И капелька иронии. Самая маленькая.
— Нет, вы неправильно понимаете, — снисходительно усмехнулся Баженов. — Меня зовут Шерифом потому, что я — Шериф. — Он пожал плечами, словно досадуя на то, что приходится объяснять такие очевидные вещи.
Эта усмешка! Да! Она промелькнула перед мысленным взором Пинта подобно вспышке, и он сразу вспомнил, на кого похож странный Шериф. Ну конечно же: Чак Норрис, техасский рейнджер. Для полного сходства не хватало рыжей бороды, замшевых перчаток и никелированной звезды на рубахе. А в остальном — просто вылитый: красное лицо, крепкие плечи и нарочито усталый взгляд исподлобья.
Пинту понравилось обращение «док». Это тоже было по-техасски. Являлось частью образа.
Что и говорить? Он, конечно, с приветом, но, по крайней мере, выглядит органично. Добро пожаловать, «док»! Ты сам сюда забрался. Ты сам этого хотел.
Баженов стоял метрах в двух от Пинта и сокращать эту дистанцию не намеревался. Более того, завидев движение Пинта — тот просто хотел протянуть руку для рукопожатия, как это принято у всех нормальных мужчин, — Баженов отступил еще на один шаг и со скучающим видом стал рассматривать тепловоз. Пинт понял свою ошибку и руку убрал.
Да, здесь все не так просто… Посмотрим, что будет дальше.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125
