class="p1">Будучи человеком, способным вместить в себя разные христианские традиции, о. Георгий открывает читателю не только святых отцов неразделенной Церкви, но и таких авторов, как Поль Клодель, Данте и св. Тереза из Лизьё, которую он очень любил. Именно после Данте, полагает он, люди стали мыслить себя как человечество, осознали всемирное внутреннее родство.
Он говорит и об Андрее Рублёве, и о средневековых миланских фресках. Кстати, и сокровища иудейской традиции для него не закончились с I веком: он апеллирует к последующим философам и раввинам. Здесь не только христианство имеет кафолический, вселенский вектор: «Мир достоин восхищения» – эти слова, отнесенные о. Георгием к первой главе Бытия, можно применить к его готовности видеть дары повсюду.
При этом у о. Георгия нет того разменного морализаторства, которое неприятно у некоторых авторов. Например, когда он рассказывает об очередной книге, для него типично естественное вовлечение читателя в разговор, как бы на равных, через выражение «Мы все знаем…»
О. Георгий был, как мы помним, блестящим проповедником, и отголоски проповеди ощутимы и в этом его труде. Его книгу будет интересно прочитать и людям образованным (взять хотя бы гипотезы о влиянии Библии на Овидия!), и в особенности – тем, кто начинает свой духовный путь, только вступив в Церковь.
Глеб Гарриевич Ястребов, переводчик, библеист
26 октября 2016 г.
Первая книга Моисеева: Бытие
1. Книга Бытия. Гл. 1. Ст. 1–2
В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была без-видна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою.
Быт 1:1–2[1]
Начнем наше размышление с Книги Бытия. Бытие – это первая книга Ветхого Завета, с которой начинается Библия. Евреи называют ее словом Берешит по самому первому ее слову, потому что ‹Бе-решúт› на иврите означает «в начале»; по-гречески она называется Γένεσις, от глагола γίγνομαι – делаться, становиться. Таким образом, слово «Генесис», наверное, надо перевести как «Книга о том, как мир стал таким, каков он есть». Но перевести с греческого это слово не очень просто, и поэтому по-английски обычно оно употребляется без перевода, англичане и американцы называют эту книгу Genesis, по-французски она называется La Genèse, тоже без перевода с греческого языка. Зато Кирилл и Мефодий и их продолжатели решили передать это греческое слово средствами языка славянского и назвали книгу «Бытие, Книга о том, как мир стал быть».
‹Бе-решúт барá Элог̃úм эт г̃а-шамáйим вэ-эт г̃а-áрец›[2], – так начинается Библия на иврите. Уже первые слова Ветхого Завета привлекают к себе внимание. ‹Бе-решúт› – «в начале», ἐν ἀρχῇ по-гречески. Ἀρχή – начало или первопричина. Это как раз та проблема, которая больше всего волновала ранних греческих философов. Первые философы придерживались разных точек зрения относительно того, чтó лежит в первооснове мира, но все они эту первооснову упорно искали.
С точки зрения Фалеса Милетского, одного из семи мудрецов и, по общему признанию, первого философа в истории человечества, в основе всего лежит вода. Анаксимандр считал, что в основе всего лежит нечто неопределенное и беспредельное – ἄπειρον. А Анаксимен, его ученик, считал, что это воздух. Но любая такая точка зрения, включая мнение Демокрита, который говорил, что в основе всего лежит ἄτομος – атом, нечто неделимое, – повторяю, любая из этих точек зрения вела неизбежно к упрощению реальности, к вульгаризации представлений о жизни, о мире, о возникновении мира и всего того, что нас окружает.
В Библии же такой попытки упростить реальность не делается. Здесь вопрос ставится принципиально иначе. Слово «в начале» – ἐν ἀρχῇ – привлекает читателя-грека, потому что возвращает его к древним спорам философов: так что же лежит в начале всего? – БОГ. Бог, Который сотворил нечто абсолютно новое. И Слово Его еще никогда не звучало ни на греческом, ни на латинском, ни на каком другом языке, кроме библейского иврита. В начале – не вода и не воздух, а Бог и Его творческий акт.
Библия останавливает нас именно перед тайной творения, подчеркивает с первой же своей строки, что творение – это тайна, перед которой надо благоговейно остановиться.
Тот, Кто живет вовеки, – говорит премудрый Сирах, – всё создал вместе. Никому не предоставил Он изъяснять дела Его. И кто может исследовать великие дела Его? Невозможно исследовать дивные дела Его[3].
Сир 18:1–3, 5
Так размышлял благоговейно и молитвенно читавший Библию иудей. А грек? В IV веке известный всем нам и нами любимый святитель Василий Великий, один из первых греков, серьезно обратившихся к Ветхому Завету и размышлявших над Книгой Бытия, по этому же поводу восклицает: «Посему советую тебе не доискиваться и до того, на чем земля основана, ибо при таком изыскании голова закружится от того, что рассудок не найдет никакого несомненного ответа, а потому и себе самим и спрашивающим нас, на что опирается этот огромный и несдержимый груз земли, надобно отвечать: “в руке Божьей концы земли”»[4], – цитирует святитель Василий 94-й Псалом, 4-й стих.
Библия не подменяет собой естественные науки. Библия оставляет для естествоиспытателя и ученого свободу изучать историю земли как планеты, изучать геологическую и биологическую ее историю, но останавливает нас в благоговейном молчании перед тайной бытия, перед тайной начала, перед тайной Бога, Который всегда больше, чем любая мысль о Нем.
‹Бе-решúт барá Элог̃úм› – «В начале сотворил Бог». Слово ‹барá› переводится на греческий язык как ἐποίησεν, то есть сделал, как делает ремесленник, как делает гончар свои сосуды или скульптор статуи, как делает столяр мебель или сапожник обувь. Но ничего подобного не имеется в виду, когда Библия говорит нам ‹барá› на иврите. Да, есть на иврите глагол ‹асá›, который так, наверное, и надо переводить: сделал, как мастер; выделал. Но этот употребленный в 1-м стихе Книги Бытия глагол ‹барá› говорит о чем-то другом: не о работе мастера, который, используя некий первоначальный материал, выделывает свое изделие, а о недоступном нашему пониманию творческом акте. ‹Барá› – этот глагол очень хорошо переведен славянским словом «сотворил» или латинским “creavit”, что тоже значит примерно это: сотворил, если хотите, отрезав от себя, выделив из себя, – и ничего больше.
Множество писателей-богословов, христианских и раввинов, ученых-иудаистов, всю жизнь размышлявших над этим стихом, пытались дать толкование слову ‹барá›, и поэтому толкований этих накопились если не тысячи, то, во всяком случае, сотни. Но, повторяю, слово это – «сотворил», “creavit”, ‹барá› – заставляет нас остановиться перед тайной
