изменилась в 982 году, когда Великая королева Кристализ объединила ульи под началом сильных и направила Гегемонию по пути модернизации и технологического развития. Когда мы догнали остальной мир в прогрессе государство разработало новые, маневренные и мобильные методы ведения войны»
«Опять этот лживый голос…»
«Благодаря Великой королеве нация сумела нанести сокрушительный удар и установить тысячелетнюю и миролюбивую власть над половиной континента. Теперь благодаря Кристализ мы наконец-то можем свободно питаться любовью тех, кто осмелился противостоять истинной добродетели! Почему же нация этого добилась — спросят дорогие радиослушатели… А я с удовольствием отвечу! Ибо мы — те, у кого в крови течёт истинная магия, магия перевоплощения и любви! Ибо мы — высшая раса континента и обязаны восторжествовать над ним! Мы должны подчинить Сталлионград и отомстить за ту боль, что причинила нам Вестрия! Мы — Меняющиеся, и наше время пришло! Пора занять подобающее место в мире, где каждый платит жизнью за выживание! Слава Королеве Кристализ! Слава Гегемонии! Слава нашей высшей расе!» — кричал радиоведущий, пока я не переключил обратно на любимый вальс.
«Отвратительно…»
Но государство было авторитарным не всегда. Раньше альтернативы превосходству — гармония Вестрии и социализм Сталлионграда — не давали нашей великой стране впасть в тьму автократии. Далёкой весной 1007 года Оления и Северное королевство гигантов ещё не были безвольными марионетками. Смелые и волевые приподняли головы и решились выступить против тиранического режима. Королеве это, мягко говоря, не понравилось. Кристализ назвала сопротивление террористами-гармонистами и обрушила на радикалов ужасающие масштабом общенациональные рейды.
В ту злополучную ночь, что окутала страну непроницаемым покрывалом, улицы, в другие дни оживленные, притихли. Простые люди затаили дыхание в предчувствии грядущих событий. Все ждали развязки. Редкие всполохи света из окон разрывали завесу мрака, как одинокие маяки посреди океана.
Там и тут раздались приглушенные шаги — тайная полиция кралась по переулкам. Их движения, стремительные, словно удары кинжала, выдавали бывших отбросов и охотников за головами. Они знали: сегодня изгоев, ждет схватка с теми, кто осмелился бросить вызов Великой королеве.
Заговорщики устраивали собрания в подвальных убежищах, в полумраке, при трепетных огоньках свечей, где воздух пропах напряжением и ужасом. Защитники добра и истинной любви понимали, что идут на смертельный риск, но вера в гармонию и справедливость пересиливала страх.
Дверь одного из убежищ выбили с оглушительным треском. Тайная полиция ворвалась внутрь, как хищники, что почуяли кровь. Заговорщики замерли, будто олени, что попали под свет фар. Завязалась схватка. Полиция стреляла в тех, кто сопротивлялся и резала горло тем, кто сразу сдался. Кровь брызгала на стены. Крики боли и отчаяния сливались в протяжный вопль.
Так было в Ликтиде, в Сорифе, во Всеполисе, во Враксе… Каждый, кто осмелился бросить вызов королеве, был казнен на месте. Когда же битва утихла, тайная полиция торжествовала победу. Бывшие отбросы собирали трупы несчастных, словно трофеи, и увозили прочь из убежищ. И Гегемония вновь погрузилась в молчание.
Когда в штабе сопротивления Всеполиса, в самом сердце столицы, убили сотни человек, я был неподалёку. Совсем неслучайно оказавшись рядом мне пришлось своими глазами увидеть, как тайная полиция, будто стая голодных волков, безжалостно издевается и наслаждается резнёй. Я, ветеран армии и генерал улья королевы, привык к ужасам войны, но то, что творилось там, выходило за рамки человеческого понимания.
Последняя заговорщица сдалась и умоляла отпустить её, когда несколько офицеров лишь смеялись и жадно осматривали пока ещё живое тело. Я было собрался уходить, но вдруг почувствовал, как главарь подходит ко мне. Вдруг тело рефлекторно застыло. Офицер шёл с явной готовностью откусить мне голову, но неожиданно увидел пальто, что было только у высокопоставленных военных. Полицейский сначала пришел в замешательство, но подхалимство и трусость пересилили кровожадность. Спустя мгновение он резко выпрямился, вскинул руку и заговорил:
— Здравия желаю! Прошу покиньте место проведения операции! Выполняем приказ королевы Кристализ!
— Понял-понял. Я хотел убедиться в безупречности исполнения, так сказать с первых рядов, но…
— Спасибо! Разрешите идти?
— Разрешаю…
В тот миг я решил, что пора действовать и сделал выбор, который изменил ход истории. Тогда разум ещё не оставил веры в судьбу и в её уроки, а тяжелое бремя убийцы обязывало спасти хотя бы бедную девочку.
— Впрочем, постойте, офицер. Не могли бы вы отдать мне вон ту девушку, что осталась последняя из заговорщиков?
— Что? Тоже понравилась?
— Нет, что вы. Я хотел бы допросить заговорщицу у себя. Дело крайней важности, надеюсь вы понимаете.
Офицер встрепенулся.
— А, о… Т-так точно, генерал! Если дело действительно важное, то конечно, забирайте эту террористку, — сказал он с садистской улыбкой. — Эй, милашка… Ох, ты даже не представляешь, что тебя ждет…
Дегенерат пугал девочку ужасами, которые я мог бы с ней вытворить, а гармонистка всё дрожала. Как котёнок, она сжалась от страха.
Хрупкая фигурка выделялась среди поверженных тел, каштановые локоны рассыпались по плечам, как водопад расплавленной меди. В карих глазах читался истинный ужас.Тонкие пальцы сжимали медальон на груди — реликвию, за которую девочка цеплялась в нескончаемом кошмаре.
В миг сердце сжалось от боли. Я не мог себе позволить, чтобы невинную душу поглотило пламя безумия.
— … лучше бы сразу поняла, какой же ужас тебя ждёт, гребаная террористка! Генерал! Принимайте!
Защитница гармонии вздрогнула, когда рука коснулась плеча, но вдруг она наконец-то увидела во взгляде военного человека не жестокость, а сострадание. Засохшие губы прошептали:
— Не бойтесь, я вывезу вас отсюда, — и мы постепенно начали уходить.
Каждый шаг в сторону выхода был испытанием. Я ощущал, что спину сверлят взглядами эти адские гончие. Офицеры явно обдумывали, что же вообще происходит.
Тайная полиция всегда была выше любых законов. Офицер имел право застрелить террористку на месте, а меня привлечь к уголовной ответственности за вмешательство. Странное липкое ощущение вцепилось в душу, но я шел вперед, не дрогнув.
Когда мы дошли до автомобиля, то девушка лишь сильнее задрожала, обернулась и бросила последний взгляд на место кошмара и резни. Испуганные глаза расширились, когда гармонистка увидела языки пламени, что пожирали бывший штаб сопротивления.
