завершения акта, и уставился на неё ошарашенными глазами.
Её лицо было искажено гримасой боли, ужаса, отвращения и гнева. Шок и неверие, исходящие из её глаз, как будто заполняли собой всю квартиру. «Этого не может быть. Этого не может быть. Этого не может быть!» — как будто кричали они. Презрение в её лице сменялось ненавистью, ненависть сменялась недоумением, недоумение перетекало в беспомощность и обратно и всё это несколько раз за одну секунду. Но самой страшной, о чём надрывно кричал её взгляд, была боль. Тупая холодная боль. Как будто кто-то методично, миллиметр за миллиметром, втыкал иголку в сердце. Тонкую, длинную и беспощадную.
Румберг смотрел на Янси и хлопал губами, как рыба выброшенная на берег. Он несколько раз перевёл взгляд с неё на Алетту и обратно, пытаясь подобрать хоть что-то, хоть какие-то слова, но из него как будто выкачали весь воздух. Машинально схватив одеяло, он прикрыл им промежность и вытянул правую руку по направлению к Янси. Её появление стало такой неожиданностью, что в мозгу словно напрочь стёрли все программы, оставив только базовые, вроде «дышать», «стучать сердцем», «мычать, как дебил».
Янси осмотрела квартиру беглым взглядом, будто желая удостовериться, что пришла по адресу, и вылетела в подъезд. Румбергу даже показалось, что всё это ему привиделось. Он посмотрел на Алетту. Та вытерла губы, глянула на дверь и снова уставилась на Румберга. Нет, это точно был не сон, не видение и не галлюцинация. Румберг сорвался с кровати.
Выбежав нагишом в подъезд, он бегом пошлёпал по лестницам вниз.
— Янси! — крикнул он. — Ян-си!
Сердце колотилось в груди, как крылья колибри. Промчавшись вниз два этажа, Румберг вдруг осознал, что он совершенно голый. Затормозив, он, тем не менее, протопал вниз ещё половину лестничного пролёта и остановился. Какую-то долю секунды он соображал, что делать, и помчался обратно наверх.
Когда он забежал в квартиру, Алетта уже натягивала джинсы, рыская вокруг глазами. Видимо, в поисках остальной одежды, разбросанной по дивану, тумбочке и даже кухне. Румберг, увидев её, на секунду растерялся, как будто позабыв, кто она такая и что здесь делает. Осмотрев её сверху вниз, он огляделся по сторонам и снова уставился на девушку.
— Штаны мои где?! — рявкнул он.
Алетта, распахнув губы, обвела глазами круг по квартире и указала левой рукой на диван.
— В-вот, — пролепетала она.
Румберг схватил свои чёрные спортивные штаны, влетел в них, как пожарный во время сигнала тревоги, и снова выбежал в подъезд, схватив по пути кроссовки. Через секунду он вновь влетел в квартиру, схватил свой телефон и увидел два пропущенных вызова от Янси и смс: «Они снова напутали в графике, скоро вернусь. Соскучилась! Люблю тебя!» И улыбочка с сердцем. Боже… Как?! Как это?! Ну… А-а-а, чёрт… Пролетев семь этажей вниз, по дороге накинув обувь, Румберг вылетел на улицу.
Порыв холодного ветра с Невы, на берегу которой стоял дом, чуть не сбил его с ног. Волосы на теле мгновенно встали дыбом. Румберг глянул в одну сторону, потом в другую, но Янси нигде не было видно. Куда она могла?.. Румберг побежал направо, забежал за угол дома и снова осмотрелся.
— Янси! Ян-си! — крикнул он, вертясь вокруг себя волчком и прижимая телефон к правому уху.
— Абонент временно недоступен, — оповестил приятный женский голос. — Попробуйте позвонить позднее.
На улице было совсем пусто. Фонари освещали одинокие дороги и тротуары, по которым свистел холодный, пронизывающий до костей ветер. Румберг внезапно застыл, на него накатило озарение. Страшное, пугающее до дрожи озарение о том, где сейчас была Янси. Румберг сглотнул и медленно поднял голову вверх, на крышу, на которой они провели несколько прекрасных свиданий. Именно там он впервые почувствовал, что любит именно её. Именно там осознал, что хочет провести с ней всю оставшуюся жизнь. Именно там между ними установилась та невидимая нить, которую не разорвать и которая связывает людей навечно. Румберг помчался в подъезд. Ну, зачем нужно было?! Боже!.. Ведь даже имени её уже не помнит!..
Он выскочил на крышу.
— Янси! Ян-си! — крикнул Румберг, осматриваясь вокруг.
Она стояла на самом краю и резко обернулась. Дунул внезапный порыв ветра и последнее, что увидел Румберг — это блестящее от слёз лицо Янси, полное ужаса и боли, скрывающееся за краем крыши. Ночную тишину огласил истошный вопль, за которым последовал далёкий глухой удар. Румберг застыл на месте и слегка присел, выставив перед собой руки. Ему показалось, что всё его тело обвили холодной тонкой леской, которая с каждым толчком сердца затягивалась всё туже и туже. На пару мгновений он даже перестал дышать. Когда он наконец-то вдохнул, воздух показался ему раскалённым стеклом, впившимся в лёгкие. Упав на колени, Румберг закрыл руками лицо, уткнулся лбом в пол и замер. Это всё сон. Просто сон. Дурацкий кошмар…
Три месяца спустя.
Солнце медленно подбиралось к границе горизонта. Румберг сидел на том же месте. Его подбородок покрывал густой слой бороды, волосы на голове торчали в разные стороны колтунами, в красных глазах отражалась апатия. На нём были те же самые спортивные штаны, взглянув на которые можно было понять, что он не снимал их с того самого вечера. Поверх замызганной белой футболки трепыхалась зелёная осенняя куртка, в которой он часто спал прямо здесь, на там самом месте, на крыше. На ногах были чёрные кроссовки, надетые на босую ногу. Рядом стояла полупустая бутылка водки.
На следующий день к нему пришла мать Янси и с порога засадила ему сумкой в голову. Потом стала бить по лицу, что-то кричать. Румберг не сопротивлялся. Удары становились всё сильнее и сильнее и в какой-то момент он понял, что стоит в углу, вяло прикрываясь руками, а мама Янси откровенно его избивает. Удар за ударом обрушивались на его голову, щёки, живот, грудь. И Румберг опустил руки совсем. Если бы не отец, влетевший в квартиру минут через десять после начала избиения, он был бы уже мёртв.
— Хватит! Хватит! — крикнул он, оттаскивая мать. — Я не позволю тебе сесть в тюрьму из-за убийства этого ублюдка!
Они запретили ему появляться на похоронах и вообще посещать её могилу. Румберг пытался прийти ночью, но получил жёсткий отпор от охранников, с которыми договорились родители. В первую попытку один из них свалил Румберга на землю чётким ударом в правый висок, отпинал и отволок на пять метров от забора кладбища.
— Ещё раз тебя здесь увижу, сам убью. Загубил девушку… Это ты должен здесь лежать, а не она! — рявкнул он
