Драл, драл, да зубами и увяз, никак не вытащит: как ни тянет назад, ничего не поделает. Вот и возится с этим бычком.
Просыпается баба, а бычка уже не видать. Подумала: «Пожалуй, мой бычок домой побрел», — да и пошла.
Глядь, а бычка волк тащит. Побежала она, деду сказала. Дед и волчишку в погреб бросил.
Погнала баба и на третий день бычка пастись; села у кургана, да и заснула. Бежит лисичка.
— Кто ты таков? — спрашивает бычка.
— Я бычок-третьячок, из соломы сделан, смолой осмолен.
— Дай мне, голубчик, смолы, к боку приложить: проклятые борзые чуть с меня шкуру не сняли!
— Бери!
Завязла и лисица зубами в шкуре бычка, никак вырваться не может. Баба деду сказала, бросил дед в погреб и лисичку.
А потом и зайчика-побегайчика поймали.
Вот как пособралось их, уселся дед над лазом в погреб и давай нож точить. А медведь его и спрашивает:
— Дед, а зачем ты нож точишь?
— Шкуру с тебя хочу снять, да из той шкуры себе и бабе полушубки сшить.
— Ох, не режь меня, дедушка, лучше отпусти на волю: я тебе много меду принесу.
— Ну, смотри!
Взял и выпустил медведушку. Сел над лазом, опять нож точит.
А волк его и спрашивает:
— Дед, зачем ты нож точишь?
— Хочу с тебя шкуру снять, да на зиму теплую шапку сшить.
— Ой, не режь меня, дедушка, я тебе за это отару овец пригоню.
— Ну, смотри!
Отпустил дед и волка. Сидит, опять нож точит. Высунула лисичка мордочку, спрашивает:
— Скажи мне, дедушка, будь милостив, ты зачем нож точишь?
— У лисички, — говорит, — хороша шкурка на опушку да воротник, хочу снять.
— Ой, дедушка, не снимай с меня шкуру, я тебе и гусей и кур принесу!
— Ну, смотри!
Отпустил и лисичку. Остался один зайчик. Дед и на него нож точит. Зайчик спрашивает его зачем, а он говорит:
— У зайчика шкурка мягонькая, тепленькая — выйдут мне на зиму рукавички да шапка.
— Ох, не режь меня, дедушка, я тебе и сережек, и тесемок, и красивое монисто принесу, отпусти меня только на волю!
Отпустил и его.
Вот ночь проспали, а наутро, еще ни свет ни заря, вдруг — тук-тук! — кто-то к деду в двери. Проснулась баба:
— Дед, а дед! А к нам кто-то в двери скребется, выйди погляди!
Дед вышел, смотрит — а это медведь целый улей меду приволок.
Взял дед мед и только прилег, а в дверь снова: тук-тук!
Вышел, а волк полон двор овец пригнал. А тут скоро и лисичка кур, гусей и всякой птицы принесла.
Зайчик натащил и тесемок, и сережек, и монисто красивое. И дед рад, и баба рада. Взяли овец продали да волов накупили, и стал дед чумаковать[2], да так разбогатели, что лучше и не надо.
А бычок, как не стал уже надобен, все на солнце стоял, пока не растаял.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Лисичка-сестричка и волк-дружище
⠀⠀ ⠀⠀
ила-была лисичка и выстроила себе хатку. Наступили холода. Лисичка замерзла и побежала на село огня раздобыть, чтобы протопить.
Прибегает к одной старухе и говорит:
— Здравствуйте, бабуся! С праздничком! Дайте мне огоньку, я вам отслужу.
— Ладно, лисичка-сестричка. Садись погрейся маленько, пока я пирожки из печи выну.
А бабка маковые пирожки пекла. Вынула их, положила на стол, чтобы простыли.
А лисичка подглядела, да за пирожок и вон из хаты.
Выела из середины мак, напихала в него мусору, залепила — ну бежать.
Бежит, бежит, а хлопцы скотину на водопой гонят.
— Здорово, хлопцы!
— Здорово, лисичка-сестричка!
— Променяйте мне бычка-третьячка на маковый пирожок!
— Ладно! — говорят.
— Только смотрите не сразу ешьте, а когда я выбегу из села.
Поменялись.
Лисичка с бычком в лес. А хлопцы за пирожок, а там мусор. Прибежала лисичка к своей хате, срубила дерево, смастерила санки, запрягла бычка и едет.
А тут волк бежит.
— Здорово, лисичка-сестричка!
— Здорово, волчишка-братишка!
— Где ты взяла бычка-третьячка и санки?
— Сделала.
— Так подвези меня, лисичка-сестричка!
— Да, как же я тебя возьму? Ты мне санки поломаешь.
— Нет, я только одну ножку поставлю.
— Ну, ставь.
Отъехали немного, а волк и говорит:
— Поставлю-ка я, лисичка-сестричка, и другую ножку.
— Э, волчишка-братишка, ты же мне санки поломаешь.
— Нет, не поломаю.
— Ну, ставь!
Волк и поставил.
Ехали, ехали, вдруг: тресь!
— Ой, волчишка-братишка, ты мне санки ломаешь.
— Нет, лисичка-сестричка, это я орешек раскусил.
— Ну, смотри!
Едут.
— Поставлю я, лисичка-сестричка, и третью ножку, — говорит волк.
— Да куда же ты ее поставишь? Ты мне санки поломаешь, на чем же я дровец привезу?
— Нет, — говорит, — не поломаю.
— Ну, ставь!
Волк поставил и третью ногу. Вдруг что-то: тресь!
— Ох, беда! — говорит лисичка. — Ступай себе прочь, волчишка. Ты мне совсем санки поломал!
— Нет, это я орешек раскусил.
— Дай же и мне.
— Нету, последний был.
Едут себе, едут. А волчишка и говорит:
— Сяду я совсем, лисичка.
— Да куда ж ты сядешь, волчишка-братишка? И санки разломаешь.
— Я легонечко.
— Ну, смотри!
Только волк сел, санки и развалились…
Лисичка давай волка ругать.
Ругала, ругала, да и говорит:
— Ступай, такой-сякой, в лес, дров наруби, на санки сруби дерево и притащи.
— Как же я срублю, если не знаю, какое дерево?
— А, такой-сякой! Как санки ломать знал, а дров нарубить не знаешь, — ругала, ругала, да и говорит: — Как войдешь в лес, скажи: «Рубись, дерево, кривое да прямое!»
Волк приходит в лес, да и говорит:
— Рубись, дерево, кривое да кривое, рубись, дерево, кривое да кривое!
Нарубил много. Кривые да суковатые, и на палицу не выберешь, не то что на полозья. Принес лисичке. Она посмотрела и давай его опять бранить:
— Ты, такой-сякой, видно, не так приговаривал, как я тебе велела.
— Нет, лисичка-сестричка, я стоял да все говорил: «Рубись дерево, кривое да кривое!»
— Ах, бесов сын, недотепа! Ну, сиди тут, я сама пойду нарублю.
Пошла. А волк сидит один, и есть ему очень хочется. Обыскал он всю Лисичкину хату — нет ничего. Думал, думал и надумал: «Съем-ка я бычка и убегу».
Проел у бычка дырку, выел, что было в середке, и напустил туда воробьев, а дырку соломой заткнул, а сам давай тягу.
Приходит лисичка, сколотила санки, села:
— Эй, бычок-третьячок!
А бычок не везет. Она его палкой. Как ударила — клок соломы и выпал,
