хм, хм… Что в этом такого-то?
Действительно: что в этом такого-то?
Ей ничуть не сложно встать. Не сложно поклониться. Не сложно умилостивить.
Если так принято.
Внезапно – удары каблуков и подков, хлопанье дверей, шуршание высохших языков. В срочном порядке возвращаюсь в исходное положение, в классическую позу: с прямой спиной, с тупой физиономией, с бренчаньем балалайки в черепной коробке.
Короче говоря – соблюдая традиции.
Наплевав на все традиции, на правила безопасности психического состояния подчиненных, начальница возвращается не одна – а с самим руководителем-снимайте-соотчичи-шапки. Высоким. Смуглым. Свежевыбритым. В темно-сером, с иголочки, костюме.
Девочка мгновенно вытягивается по стойке смирно.
Короче говоря – чин чином.
Я, с прямой спиной, не встаю. Я, с тупой физиономией, печатаю буквы и символы. Батрачу, с улюлюканьем на всю себя.
– До обеда мне нужен отчет, – не утруждая себя стандартными приветствиями, дает распоряжение руководитель учреждения. – Отчет «по головам». Всем все ясно?
– Ясно, – кивает проглотившая костыль девочка.
– Ясно, – отвечаю я.
И не встаю. И все так же печатаю буквы и символы. Формирую штатную расстановку (как и велено – «по головам»). Подозреваю, что сегодня-завтра правящие будут обсуждать грядущий убой скота – ой! чуток перепутала! – сокращение работников.
Короче говоря – перенимая тенденции других компаний.
Начальница – виртуоз пантомимы – мигает, моргает, краснеет: а ну-ка встань, мол, давай, давай! Девочка покрывается испариной, пучит глаза, сжимает губы: вот это да! вот это кичливость! вот это спесь! Я – из рода лесных ведьм, из клана искоренителей оргтехники – продолжаю отдавливать кресло из черной искусственной кожи. Всею своею пятнистой душою жажду, чтобы руководитель учреждения отбыл восвояси. Заставляю пластиковую щеколду (по настойчивому велению, по нереальному хотению) поддаться и настежь распахнуть окно.
Щелк! Вжух! Бах!
Глиняная ваза с сухоцветами заваливается на бок. Жалюзи разлетаются в разные стороны. Положения об отделах, приложения в восьми листах и прочая дребедень гигантским конфетти выстреливают в лицо руководителя учреждения. С трудом сохраняя невозмутимый вид, я диву даюсь своему скрытому потенциалу.
Ой. Ой. Ой. Да как же это так, – извиняется начальница.
Кошмар. Кошмар. Кошмар. Сейчас все соберем. Собирает.
Развернувшись на пятках, без единого слова, руководитель учреждения покидает кабинет.
Начальницу не оставляет ужас.
– Коллега! – скрипит она в мой угол. – При руководителе учреждения – принято вставать! Кажется, я знакомила вас с обычаями?! Знакомила?! А?!
Ага.
Кажется, знакомила.
– Вы запамятовали?
Ага.
Можно и так сказать.
Кажется, скоро меня уволят.
Но – не сегодня.
* * *
– Государство – это некий контрагент, – целая и невредимая, сызнова увернувшаяся от лезвия гильотины (ниндзя – не иначе!), я отправляю счет от сайта-консультанта в бухгалтерию. – За то, что мы платим налоги, нам, по идее, должны предоставляться услуги, гарантии и защита. Логично? Логично. Однако у нас – все очень странно…
– Тш-ш… – хмурит крашеные брови начальница. – Коллега, вы забыли, где мы находимся?! Забыли?! Такие разговорчики до добра не доведут!
И вообще!
Все это – не ваша забота и не ваше дело!
Другие уж как-нибудь разберутся!
Люди с опытом!
Подчеркиваю – с о-пы-том!
Уразумели?
Вы оглянитесь-ка по сторонам! Оглянитесь! На молодежь нашу!
Все – сплошь интеллектуалы! Звезды самопровозглашенные! Блогеры, так их и растак! Фрилансеры-бездельники! Веганы, у которых вместо извилин – стебли сельдерея! Неймется им безо всяких причин!
А почему неймется, знаете?!
Объясняю!
Слушайте и запоминайте!
Слишком уж мягко с ними обходятся – холят да лелеют, как грудничков! Слюни и сопли подтирают! Пылинки с хохолка сдувают!
Тьфу!
Не при великом диктаторе живем – и на том благодарствуйте!
Вас бы всех на фронт снарядить! Или на завод – пятилетку выполнять! Сразу закалка появится! Сразу песенки смысл обретут! Сразу мысли непотребные в прах рассеются!
А в чем причина оных бед, догадываетесь?!
Запоминайте и слушайте!
В том, что мальчики больше не хотят служить в армии! А девочки – рожать детишек! Мозги набекрень поехали! И ориентация – тоже!
Раньше как было?
Школу закончили, в институт поступили, скорехонько поженились – и к третьему курсу уже ребеночка сделали!
Красота!
Потом, годика через четыре, аккурат после двух трудовых лет на предприятии – уже и второй на подходе!
Гордость!
А сейчас…
Вам бы только развлекаться да путешествовать! Вам бы только себя любить! От ответственности удирать!
Тьфу!
Всех ремнем нужно было лупить в детстве!
Ан нет!
Слишком уж мягко с вами обходились – холили и лелеяли!
В какие дебри, извольте спросить, государство с такими гражданами придет?! В какие?! Да в никакие! В разруху и хаос!
Стыд и срам!
И вообще!
Хватить болтать! Работаем! Не отвлекаемся! Другие уж как-нибудь разберутся!
* * *
Прикусываю язык. Работаю. Не отвлекаюсь.
Вычитываю профстандарты для составления должностных инструкций.
Уверена: профстандарты придумали садисты и люди с мозгами набекрень.
Интеллектуалы, так их и растак!
Всех ремнем нужно было лупить в детстве!
Ан нет!
Слишком уж мягко с ними обходились – в лицеи да университеты именитые отправляли!
Куда, извольте спросить, среднестатистические кадры с такими распорядителями придут? Да в никуда! К невропатологу! К листку временной нетрудоспособности! К пособию в размере трех копеек!
Тьфу!
Другие уж как-нибудь разберутся?!
* * *
Ровно в семнадцать тридцать поднимаюсь из-за стола.
Пуск. Выключение. Черный экран.
Мышка на одной посадочной полосе с клавиатурой.
Оборачиваюсь, как в кокон, в оливкового цвета шарф, поддаюсь кипящему порыву: бежать, бежать, бежать вниз, по спиральной лестнице, украшенной еще в начале прошлого века коваными перилами, бежать, бежать вместе с затравленными и сутулыми работниками, достойными того, чтобы быть затравленными и сутулыми. Скрипит полустертый протектор толстых подошв. Пузырятся хлопковые брюки. Дзинькают застежки похудевшего рюкзака.
Кивнув на прощание безучастным охранникам, натягиваю на ходу перчатки – и первая распахиваю тяжелые двери.
Вдох!
А-а-ах!
Ва-ах!
Воздух на улице прохладен и свеж.
Фонари отражаются в лужах. Белые. Желтые. Оранжевые.
Вспыхивают гирлянды на карнизах кафе.
За отполированными стеклами, на бархатных креслах – глянцевые люди, ручные жены, посещающие одного и того же пластического хирурга, внимающие одному и тому же ушлому косметологу, в темноте не отличимые друг от друга ни очертаниями, ни поведением. Щелчок выключателя – как выстрел стартового пистолета. Раз, два, три – начала, куколка!
Преисполненная неприязнью, отворачиваюсь.
Перевожу взгляд на уличных музыкантов.
С растянутыми шапками. С юными лицами. С прекрасными тембрами.
Чудеса.
У мальчиков – голоса воинов.
Подхожу ближе. Завороженная. Влюбленная. Не моргающая. Думающая: вот бы быть с ними. Вот бы быть не по формату. Вот бы, оказавшись в этом самом неформате, не ощущать себя беспомощной.
Гитары, как Прометеев огонь в тени вековечных плит, дарят чувство сопричастности. Клавиши считывают кардиограмму. Не требуя пароля и идентификации, эмоции музыкантов передаются ко мне по беспроводной сети. Меня так и подмывает захихикать, беспричинно и беззаботно, окунуться в состояние аффекта, закричать во всеуслышание: «Эгегеге-е-ей!» Черт, я даже не против вступить в драку и помахать кулаками! Все что угодно, чтобы убедиться: я все еще молодая и все еще невероятно живая.
Правда же?
Правда же.
Улыбаясь, кладу в чехол денежку, благодарная за благодарственный поклон.
Погружаясь в пещеру метрополитена, все еще улыбаюсь.
В вагоне нахожу себе место. Там, где частенько спят бездомные. Там, где обычно плачут забытые пакеты, зонтики и люди.
Устраиваюсь, напевая под нос знакомый мотив.
Настроение, подскочившее вверх по шкале, потихоньку опускается ниже
