что, едем туда?
Он снова кивнул.
— Как пожелаете, сэр.
Когда-то блинная, возможно, и была приличным местом, но теперь она выглядела как жалкое подобие прежнего меня. Неоновая вывеска освещена лишь наполовину, поэтому на ней было написано «TH AKE HO» (прим. переводчика — по английский полностью пишется «The Pancake House»), а человек, переворачивающий блин рядом с ней, замирал каждые несколько секунд, так что это больше походило на припадок, чем на приготовление пищи. Красный навес был более оранжевым и выцветшим, чем все остальное, и находился между магазинами игрушек для взрослых и головных уборов.
Идеально подходил для голодного наркомана под кайфом. Или парня, которому просто нужно было на время выбросить все из головы.
Водитель подъехал к зданию, и несколько парней, курящих у входа, уставились на роскошный автомобиль.
Я открыл дверцу и посмотрел на водителя.
— Ты идешь, Дживс? — я не знал, было ли это его настоящее имя, но оно звучало прикольно.
— Нет, сэр. Я не голоден. Подожду Вас здесь.
Я пожал плечами и вылез из машины.
— Как хочешь, приятель.
Единственная причина, по которой люди действительно приходили в это место, заключалась в том, что они были под кайфом и нуждались в углеводах. Я не был под кайфом и задавался вопросом, будут ли блины на самом деле вкусными, когда я буду трезв.
Я занял кабинку у входа в ресторан. Стены были выложены синей плиткой с черно-белыми фотографиями другой эпохи в Чикаго. Время, когда был сухой закон, и мафия управляла городом. Теперь, иногда я задавался вопросом, насколько чистыми были политики. Даже мой отец. Он сказал, что хочет лучшего для народа, но я всегда думал, что он просто еще одна марионетка для Республиканской партии.
— Ты выглядишь так, будто тебе не помешает выпить или съесть тарелку блинчиков, — произнес прокуренный голос.
Мой взгляд скользнул вверх по высоким кедам и еще дальше — к черному платью официантки в стиле раннего рока с красными пуговицами спереди и широким красным воротником, который демонстрировал обширные чернильные каракули на ее груди и руках.
— Слушай, я вижу, что ты пялишься на мои сиськи или на их отсутствие, но мне неинтересно трахаться с тобой. Так что, либо делай заказ, либо убирайся к черту, — сказала она, жуя жвачку.
Я покачал головой и улыбнулся, наконец-то встретившись с ее глазами, которые определенно были покрыты слишком большим количеством косметики. Но у нее имелась чертовски удивительная пара зеленых глаз, спрятанных за черной челкой.
— Нет, я не пялился на твои сиськи, а просто восхищался произведениями искусства. — Я кивнул в сторону рисунка, который змеился вверх от ее запястья.
— Ох. — Ее красные губы сложились в идеальную букву «О», когда она уставилась на татуировку, как будто никогда раньше ее не видела. — Да. Извини, я просто защищаюсь от всех этих долбаных торчков, которые пытаются сделать еще одну зарубку на кровати.
Я рассмеялся.
— А разве не все мы такие? — я быстро снял куртку и закатал рукава, показывая чернила, которые покрывали мои руки. Мне редко удавалось показать их на публике. Папа всегда хотел, чтобы я закрывал их.
Она кивнула, поправив свой темно-красный хвост.
— У тебя тоже неплохие рисунки.
— Да, я начал с первого курса в колледже, а потом пошел дальше. Они стали продолжением меня.
Она улыбнулась.
— Ты не похож на других парней, которые приходят сюда, говоря что-то поэтичное. Ты определенно не под кайфом, но я должна сказать, что в твоих карих глазах есть что-то такое, чего я давно не видела.
— Ты и сама слишком глубоко увязла для официантки в кабаке. — Я ухмыльнулся.
Я не собирался рассказывать девушке историю своей жизни, как это делали некоторые люди с теми, кто готов слушать.
— Да, но я не привыкла, чтобы сюда приходили приличные парни, которые не облажались до неузнаваемости. — Она положила руку на свое крошечное бедро.
— Принести тебе кофе?
— Да. Конечно. Кофе. Черный. И тарелку с горой блинов и орехами пекан.
— Поняла. — Ее глаза еще раз скользнули по мне, прежде чем она повернулась и направилась на кухню.
Я бы солгал, если бы не сказал, что посмотрел на ее задницу, когда она ушла прочь.
Я провел месяц за стенами реабилитационного центра, поэтому мне была необходима какая-нибудь стимуляция. Чтобы отвлечься от мыслей о выборах. Я знал, что приглянулся девушке, однако снаружи меня ждал водитель, а мне нужно было больше времени. Я вернусь за ней позже.
Она вернулась к столу прежде, чем я успел подумать о том, как быстро мог бы вытащить ее из платья, как уже не раз делал с девушками, которые появлялись в этом месте в поисках быстрого секса.
Иногда мне нужно то же самое, и это было взаимопонимание, что мы трахались и никогда больше не встречались.
Она поставила белую чашку, которая была окрашена в бежевый цвет от многолетнего использования, прежде чем налить темную жидкость из старого перколятора.
— Ого, что это? — я схватил ее за руку на полпути, и она ахнула, отодвинув кофейник.
— Что? На мне что-то есть? — спросила она, широко раскрыв глаза.
Я перевернул ее руку и медленно провел по линиям пера, нарисованного чернилами на ее руке. Оно тянулось от запястья до локтя. Это был просто контур, без цвета, но я все еще мог видеть тонкие детали, из которых он состоял. Три маленькие птички, которые слетели с пера, когда оно распалось.
— Что это значит? — спросил я.
Она отдернула руку.
— О. Это. Это то, с чего я начала. Кое-что в честь моей мамы, просто у меня нет денег, чтобы его закончить.
— Что это значит? — спросил я, пытаясь встретиться с ней взглядом, но она прикусила губу, не отрывая взгляда от пола.
— Это в честь моей мамы. Она умерла, когда я училась на втором курсе колледжа. Я начала в память о ней, но у меня не было денег, чтобы закончить, — сказала она, посмотрев на чернила.
Я молча кивнул.
— Спасибо, что сказала. Мне нравится слушать что-то реальное, а не ту чушь, которой кормят большинство людей.
— Ты спросил, я ответила. Я не нуждаюсь в сочувствии, — сказала она, и в ее голосе снова прозвучала язвительность.
Я ухмыльнулся.
— Так ты и дальше будешь мне хамить или принесешь блинчиков?
Она покачала головой, но легкая улыбка скользнула по ее губам.
— Они скоро должны приготовиться, умник.
— Ты так разговариваешь со всеми своими клиентами, или я особенный? — я поднял бровь.
— Не думай, что ты какая-то снежинка, парень. Я для всех сука.
Я не смог сдержать
