когда становятся слабее».
Давным-давно, омеги жили в городе как процветающая часть стаи. Их воспринимали как любовников, относились как к друзьям. Даже выбирали в качестве королев. Моя собственная мать была омегой, прежде чем она родила меня и стала возлюбленной моего отца. Интересно, что бы она подумала о его приказе отправить их в пустыню на смерть. Неужели он бы изгнал ее вид, если бы она была рядом, чтобы посоветовать ему?
Мой разум отвлекся от мыслей о матери, когда я представил, какая тогда была бы жизнь в городе. Когда мы все были одним народом вместо королевской семьи и омег. Луксория и Бесплодные земли.
Я представил, каково это подмять омегу под себя. Реагировать на ее жар, этот специфический запах, которого никогда не было у бета-самок. Чтобы наши гормоны сталкивались и шипели, как было предназначено нашей биологией.
Идея была грязной и запрещенной.
Оскорбительной.
Полностью предательской
Но это заставило мой член просить внимания моей ладони.
И я сделал это, поскольку мои мысли блуждали дальше.
Насколько это будет отличаться от соития с бетами, которые у меня были, когда не было инстинктивного спроса на размножение. Не было стремления утолить голод. Нет связи, нет необходимости сжигания.
Нет запаха, чтобы свести меня с ума.
Нет нужды доставлять ей удовольствие снова и снова, час за часом, ночь за ночью, пока в ней не будет расти мой ребенок.
Черт.
Я глубоко вздохнул, наконец осознав, что я сжал свой твердокаменный член так же сильно, как и женщина, когда она кончала. Я ожесточено водил по нему кулаком, в ярости от освобождения. Хотя в моей голове в этот момент подо мной извивалась омега.
Омега умоляла меня о большем, умоляла двигаться сильнее.
Стонала мое имя.
И когда я кончил, выплескивая свое освобождение по всей руке, проревел: «моооя», клеймя мою воображаемую омегу.
Когда я был истощен, задыхался и расслаблен от удовольствия, осознание того, что я только что сделал, поразило меня как молоток в грудь.
Я фантазировал об оплодотворении омеги.
Самый низкий из минимумов. Изгнанные предатели нашего рода. Те, кто, в конце концов, сделал отца безумным.
Причина, по которой мы вели наши войны с людьми.
Грязная чертова омега была в моей голове.
И это был лучший оргазм, который я получил за долгое время. Возможно за всю жизнь.
Никто не должен знать об этом.
Никто не может узнать о моем запретном голоде.
Это вопрос жизни или смерти.
Глава вторая
Зилина
Старуха за столом выглядела совсем не так, как до Разделения. Когда я была маленькой девочкой, я часами сидела в ее магазине, скучая, пока мама и сестра шили платья. Мне не позволяли трогать любые прекрасные ткани с такими яркими цветами, которые были привлекательны для каждого из моих чувств.
Мне все еще не разрешали трогать ткани.
Я внимательно наблюдала за женщиной. Омега, как я, она потеряла свой магазин, но не сдалась. Эти красивые рулоны ткани лежали на открытом столе. Пыль из пустыни едва притупила их блеск. Теперь она была чуть больше, чем живой скелет, ее седая кожа растянулась на изможденных чертах, а глаза, как черные дыры, отражали ее душу. Больше похоже на то место, где должна была быть ее душа. Омеги потеряли много вещей после Разделения. Но я не потеряла душу. Я буду бороться изо всех сил, чтобы сохранить ее нетронутой. Независимо от стоимости.
Я перевела взгляд на блестящий рулон ткани, на который смотрела, и казалось, что она почувствовала мое движение.
— Не для тебя, — огрызнулась она.
Даже на Бесплодных землях была иерархия. Выживание требовало уважения. Те, кто делал это за пределами города, имели немного терпения для тех из нас, кто работал на королевскую семью.
— Если только ты не ходишь по магазинам для члена королевской семьи.
Я голодала, чтобы купить эту ткань. Моя ложь не доставит мне большего неудобства.
— Так и есть. Моей даме нужно платье для бала.
Это была не совсем ложь. Я просто не сказала ей, что леди — я. Понадобиться некоторое время чтобы привыкнуть. На Бесплодных землях женщины не считались такими. Но я мечтала об этом, точно так же, как мечтала превратить эту ткань в красивое платье, достойное королевского бала. Со всем комфортом и нежностью, которые были присущи этому титулу. Мне не нужно быть королевой или принцессой. Леди сгодится.
Старушка хотела денег больше, чем заботилась о достоверности моей истории. Она взяла блестящую пурпурную ткань, глядя на нее с гораздо большим уважением, чем относилась ко мне.
— В рулоне достаточно ткани, чтобы сшить платье. Цена — шесть золотых монет.
Проглотив удивление сумме, которая была близка к той, что я заработала за год, я потянулась к сумочке для монет, которую закрепила на внутренней стороне юбки. Бесплодные земли еще не установили ничего похожего на настоящий закон. Зло не наказывалось. Я могла бы вырвать рулон ткани из ее рук и убежать с ним. Она ничего не смогла бы сделать, чтобы остановить меня. Точно так же, как ничто не мешало ей называть меня лгуньей и вымогать у меня деньги за красивую ткань.
Я быстро посчитал монеты в сумочке. Не хватает.
— У меня есть серебряные монеты. Эквивалент четырех золотых.
Это все деньги, что у меня были.
Она покачала головой, прижимая рулон к телу.
— Член королевской семьи послала бы тебя с золотом.
— Она дала мне серебро.
Что отчасти было правдой. Мне платили одну серебряную монету в неделю. Эквивалент мелочи в королевском городе.
— Вы откажите члену королевской семьи?
— Приходи с золотом, — сказала она.
— Она дала мне серебро, — повторила я.
Я ожидала переговоров, но, когда беседа не продолжилась, разочарованно ушла. Я найду другое платье, которое надену на следующий бал в замке. Тот факт, что такая омега,
