же меня может уволить? Это же моя фирма.
Я засмеялась, и обвила его шею руками.
— Вообще-то я тебе обед принесла. Котлетки. Домашние. Как ты любишь.
— Ты мой обед, — прорычал он, заводясь еще больше. А пальцы стиснулись на моих бедрах.
Мысли тут же захлестнули воспоминания нашей сегодняшней ночи. О, как он хорош! Как я обожаю это сильное поджарое тело! Как схожу с ума, когда он ко мне прикасается! Как улетаю, когда он так голодно смотрит!
— Моя идеальная девочка… — приправляет любимый голодный взгляд комплиментом.
И я смущаюсь. Щеки краснеют. Реснички трепещут. Робко опускаю взгляд ниже — на расстегнутый ворот его белоснежной рубашки, и…
Умираю в моменте.
Потому что на воротничке красуется след от алой помады.
2
Кажется, будто кто-то зарядил мне под дых, сломав пополам. В сердце впиваются миллионы острых иголок. Душу закручивает в тугой жгут, выжимая из нее ядовитые капли ревностных чувств.
А Руслан продолжает меня целовать. И я по инерции подставляю ему свою шею, уже понимая, что внутри что-то с треском разбилось.
Моргаю, словно в замедленной съемке, и перехватив его за запястья, отстраняю от себя руки любимого мужа.
— Ты чего? Побледнела вся, — тут же подмечает детали.
Он всегда все подмечает.
Не то что я. Даже этот след от помады не сразу заметила…
Сглатываю сухим горлом, не отрывая глаз от воротничка белоснежной рубашки. Пытаюсь встать на ноги, но колени подкашиваются, и приходится взяться за стол, чтоб не упасть.
— Саш?…
— Это… — тычу пальцем в него. — Это что, Руслан?
Он вертит головой, силясь себя оглядеть. Оттягивает ворот рубашки.
— Руслан. — Мой голос потерян, а в кабинете повисает гробовое молчание.
Муж не отвечает. Бросается к примыкающей к кабинету личной уборной. Оттуда я слышу как льется вода из-под крана.
Зачем он пытается это очистить? У него же в офисе всегда есть запасная рубашка.
Я слепо пялюсь на дверь, часто моргая. Пока Руслан вновь не показывается из-за нее, на ходу расстегивая рубашку.
Как ни в чем не бывало, открывает дверцу шкафа, и снимает с вешалки другую рубашку. Эту кидает небрежно.
— Спасибо, что сказала. — Нарочито спокойно мне говорит. — Я бы сам не заметил. А у меня сегодня важная встреча с китайцами. Не хочется выглядеть небрежно.
Я резко выдыхаю весь воздух из легких.
— Ты о чем?!
Руслан оборачивается.
— Нет, — смотрит серьезно, — давай только без этого, ладно?
— Без чего?! На твоей одежде след от помады! Как он там появился?!
— Да мало ли где мог испачкаться! В лифте с утра давка была! Там и приложился кто-то.
— Кто-то с красной помадой как у Томочки?!
— Да при чем тут она?
— Да при том! — я всплеснула руками, а потом зарыла лицо, потому что глаза защипало обидой.
Нет, не буду как последняя истеричка рыдать у него в кабинете.
— Вечером! — яростно рычу на него, пролетая на выход. Не даюсь, когда Руслан пытается поймать меня за руку. — Вечером поговорим!
Я ненавижу себя за такие моменты. Ненавижу, когда эмоции хлещут, а я не могу их сдержать, будто подросток с бушующими гормонами.
В свои двадцать три я уже должна была научиться сдерживать чувства. Но в такие моменты, как сейчас, это получается плохо.
Потому я больше не смотрю на Руслана, а вылетаю за дверь, пряча лицо в волосах.
Вместо того чтобы спуститься на лифте, толкаю дверь лестниц. Не хочу, пусть даже пару минут, быть сейчас заперта с чужим человеком. Потому что из глаз вот-вот хлынут горячие слезы.
Чуть не лечу вниз, споткнувшись об одну из ступенек. Щеки горят, руки трясутся, в душе бушует океан из грязных догадок.
Догадок, в которые не хочется верить… Потому что… это Руслан! Мой Руслан! Мой любимый мужчина! Мужчина мечты! Наш брак идеален! Мой муж идеален! Он подарил мне настоящую сказку!
Не может же быть, чтоб вот так, в момент, все вдруг взяло и сломалось!
— Уже уходите? — доносится вдруг до меня голос… Тамары.
Застываю на месте как вкопанная.
Девица стоит на лестничном пролете в облаке сизого дыма. Луплю глазами, совсем не ожидая ее тут увидеть.
И Тамара тоже смотрит на меня. Пристально. Будто оценивающе.
— Ухожу, — задираю я подбородок, и девушка хмыкает, заметив мое состояние.
— Значит… — она делает характерное движение пальцами и под носки ее бежевых туфель падает пепел. — Руслан Евгеньевич… свободен?
И мне вдруг кажется, что в этот вопрос она вкладывает какой-то подтекст.
— Занят, — отвечаю я грубо. — У него достаточно дел, чтобы не тратить время на болтовню с подчиненными.
Тамара дергает уголком алых губ, и мне перестает хватать кислорода, когда я сравниваю цвет на рубашке Руслана с цветом этой помады. Один в один, черт побери!
— Да, — флегматично отвечает она, и опирается бедрами о подоконник, — иногда так жаль его, правда?
— О чем вы? — не понимаю на что намекает.
Пожимает плечами.
— Столько времени посвящает работе. Буквально живет тут…
— Живет он дома, — обрезаю я тут же.
— Да, да, — поднимает вверх руки в жесте «я ничего такого не имела в виду». Но мне кажется, что эта девица надо мной потешается. — Но эти постоянные задержки… Вы наверное устаете его ждать в пустой спальне?
Я задыхаюсь обидой.
Да как она смеет?! Кем она себя возомнила?!
— Кстати, — не дав мне опомниться, продолжает Тамара, — сегодня он тоже… задержится.
И сомнений не остается, в том, на что именно она пытается мне намекнуть.
3
— Хочешь мне что-то сказать? Говори прямо, — цежу я, забывая формальности.
Девица картинно округляет глаза, будто и впрямь удивлена.
— Нет, нет, что ты. — Отмахивается и как будто смеется, — ничего такого.
Я злюсь. Очень злюсь. Как еще пар из ушей не идет словно у кипящего чайника? Глаза жжет, руки чешутся, как хочу вцепиться ей в волосы и устроить допрос. Но…
Я жена уважаемого человека. Крупного столичного бизнесмена. Руслана Евгеньевича Воронцова. Мужчины моей Мечты.
И я не могу позволить вести себя как базарная девка.
Выравниваю подрагивающее дыхание, и смотрю на соперницу прямо. В упор.
— Вы правы. Должно быть, я все неправильно поняла.
Она хмыкает в ответ, бегая по мне темным взглядом. Чуть ближе вижу, что и ресницы у нее искусственные, хоть и сделаны аккуратно, и губы неестественно полные.
Но Руслан ценит настоящую красоту — он ни раз повторял мне об этом в моменты, когда я хотела что-то в себе изменить.
Тяну губы в вежливой пластиковой улыбке, и ухожу не прощаясь. А спину жжет
