Старуха пнула его ногой.
— Ах ты!.. — Он грязно выругался и с размаху ударил ее.
Через мгновение они уже катались по полу, сцепившись клубком, как две голодные уличные кошки. Наконец мужчина уступил и отпрыгнул назад на несколько шагов.
Старуха расправила на себе лохмотья, убедилась, что добыча все еще при ней, и злобно отрезала:
— Нам нужно убраться отсюда до прихода стражи. Иди ищи голову! Она должна быть где-то здесь. Может, закатилась вон за ту кучу тряпья.
— А это не тряпье, — пробормотал старик, потормошив ногой груду. — Это еще один.
— Что-о? А ну-ка давай посмотрим! — Женщина метнулась к телу, несколько мгновений вглядывалась в него, потом разочарованно распрямилась. — Всего лишь старая карга. И ничего стоящего при ней. Сразу видно, умерла от голода. И волосы давным-давно обстригла. Где же эта голова?
— Да говорю же тебе, ее здесь нет! — жалобно проскулил старик, шаря по углам.
— Ну и дела! — злобно огрызнулась старуха. — До чего же испортилось это место! Теперь уже и трупа целехонького не найдешь! Как думаешь, стража позовет полицию?
— Не-е, — ответил ее спутник. — Слишком хлопотно для этих ленивых ублюдков. Ты закончила?
— Кажется, да. — Она огляделась. — Итак, за сегодняшний вечер два?
— Ага. Раздобыла что-нибудь?
— Набедренная повязка и носки. — Старуха тайком ощупала тонкий шелк снятого с мертвеца белья, покоящегося теперь между ее отвислых грудей. — Могу поклясться, что какой-то ублюдок опередил нас и с этой головой, и с остальной одеждой. Пошли! — И она зашаркала к выходу.
— Интересно, кем был этот старик? — проговорил ее спутник, когда они спускались по лестнице.
— Не все ли тебе равно? — отозвалась старуха. Внизу, прячась за одной из огромных колонн, она осторожно выглянула на улицу. — Сам он при жизни, видать, не больно-то много думал о таких, как мы с тобой! Зато теперь хоть с дохлого прок — носками расплатимся за ужин, а на повязку выменяем дешевого саке. Так что все по справедливости.
Глава 1
Старая глициния
Акитада распрямился и устало потянулся всем своим долговязым сухопарым телом. Лучшую часть этого чудесного весеннего дня он провел, копаясь в пыльных папках в своем кабинете в министерстве юстиции. Печально вздохнув, он омыл кисточку и взял печать.
В другом конце комнаты его личный секретарь Сэймэй поднялся на ноги.
— Я принесу дело Исэ и князя Томо? — с готовностью предложил он.
Сэймэй, которому уже перевалило за шестьдесят, имел обманчиво хрупкий вид из-за почти старческой седины, тоненьких усиков и козлиной бородки. Акитада, уже не в первый раз, подивился тому, с каким удовольствием и рвением его старый друг выполняет эту скучную работу. Сэймэй был теперь единственным оставшимся в живых потомственным вассалом семьи Сугавара. Он воспитывался в доме отца Акитады, чтобы позже, благодаря стараниям и усердию, стать в нем управляющим и секретарем. Когда господин его умер, оставив после себя плачевно крошечное состояние, вдову, двух дочерей и маленького сына, Сэймэй преданно ходил за ними всеми до тех пор, пока Акитада не закончил образование и не получил свое первое назначение на государственный пост. Недавно, после того как Акитаду повысили в должности до старшего судейского чиновника, молодой господин выбрал Сэймэя своим личным секретарем.
— А надо ли? — Акитада вздохнул. — Я так давно сижу здесь взаперти с этими документами, что не знаю, продержусь ли хоть еще минуту.
— Путь долга всегда пролегает поблизости, но человек почему-то ищет его в отдалении, — степенно заметил Сэймэй, склонный к нравоучительным изречениям. — Даже океан когда-то был всего лишь каплей. Как говорит учитель Кун, служение его величеству должно быть вашим первейшим долгом. — Однако, заметив, что Акитада устал, он смягчился. — Вам нужен короткий перерыв. Приготовлю-ка я чай.
К чаю они пристрастились совсем недавно, и хотя эта сушеная трава оказалась непостижимо дорогим удовольствием, Акитада находил новый напиток более освежающим, чем вино, да к тому же Сэймэй не переставая расхваливал его целебные свойства.
Акитада вышагивал взад-вперед по комнате, когда старик вернулся с двумя чашками и дымящимся чайником. За окном щебетала пташка. Задумчиво вслушиваясь в ее трели, Акитада сказал:
— Интересно, удастся ли нам выкроить время на поездку в горы? — Взяв поднесенную Сэймэем чашку, он жадно выпил чай. — Я подумал: ведь мы могли бы наведаться в монастырь Ниння.
— Э-хе-хе!.. Все-таки удивительная это была история, — кивнул Сэймэй. — Уже несколько недель прошло, а людские пересуды до сих пор так и не утихают. Говорят, сам император посетил это место и даже оставил там табличку с выражением высочайших чувств. Говорят, его горячими молитвами принц Ёакира перенесся к самому Будде. Теперь народ отовсюду стекается к монастырю, прославляя чудо.
— Ну а храму, конечно же, выгода от многочисленных пожертвований, — сухо заметил Акитада.
— Конечно. — Сэймэй смерил своего господина проницательным взглядом. — Только еще люди поговаривают, будто демоны пожрали его тело. По слухам, в последнее время он получал много предостережений от предсказателей.
— Чудеса! Демоны! Смешно все это. Тут нужно тщательное расследование.
— Расследование было. Принц прибыл туда с друзьями и вассалами и вошел в святилище через единственный вход; он провел там в молитвах час, пока его спутники ждали снаружи, не сводя глаз с двери. Но когда принц так и не появился, его ближайшие друзья из свиты вошли внутрь. Там они не обнаружили ничего, кроме его кимоно. Позвали монахов, а позже полицию и имперскую стражу. Несколько дней обыскивали монастырь и его окрестности, да только следов принца так и не нашли. Тогда монахи обратились с нижайшей просьбой к императору, чтобы тот провозгласил о свершившемся чуде, и он сделал это.
— А я вот не верю в эту чепуху! — Хмурясь, Акитада подергал себя за мочку уха. — Тут должно быть какое-то объяснение. Вот интересно…
Внезапно с улицы донеслись шум и крики.
— По-моему, это Тора! — Акитада выскочил на веранду, Сэймэй поспешил за ним.
Во дворе двое мужчин, приняв угрожающие позы, с вызовом смотрели друг на друга. На одном, низеньком, щуплом, лет двадцати, с худым личиком и едва пробивающимися усами, были кимоно из дорогого переливчатого шелка и высокая лакированная шапка сановника. На другом, едва ли старше его годами, высоком мускулистом красавце, простолюдинская хлопковая блуза и штаны-хакама.
Когда первый, уверенно приблизившись, занес для удара бамбуковую палку, он, угрожающе понизив голос, проговорил:
— Только коснись меня своей зубочисткой, щенок, и я заткну ее тебе в глотку, чтобы ты больше никогда не открывал свою вонючую пасть!
Молодой сановник остановился в растерянности и, побагровев от злости, прошипел:
