приятен, но я уже снова начал потеть.
Сначала мне бросились в глаза глаза инопланетянки, а потом — взъерошенные и уложенные в косу белокурые волосы. Сидя обнаженной на закрытой крышке унитаза, она смотрела на меня, держа в одной руке бутылку Coors Light, а в другой — сигарету.
«Это оба для тебя?» спросил я, бросив взгляд в зеркало над раковиной, чтобы увидеть свое отражение и не отшатнуться.
«Сигарета для меня», — сказала она знойным баритоном, который для такого маленького человека был чем-то средним между комичным и сексуальным. «Пиво — тебе».
Она выглядела такой крошечной, когда была голой, — невысокая и худенькая девчонка с сиськами размером с мяч, сосками, на которых можно было умереть, животом, на котором можно было подпрыгнуть на четвертак, и упругой маленькой попкой. Между ног у нее было подстрижено, но не выбрито, как у многих женщин в наши дни, и мне это нравилось. Повальное увлечение бритыми кисками никогда не было мне по душе. У взрослых женщин есть волосы на лобке. Смиритесь с этим.
«Хочешь, я приготовлю нам завтрак?» спросила Адель.
«Нет, все в порядке, мне нужно идти». Все еще обнаженный, с полотенцем, накинутым на шею, я взял пиво. «Спасибо, но я ценю предложение».
Адель улыбнулась своим мечтательным взглядом.
«Что?» сказал я, отхлебнув из бутылки.
«Ничего», — ответила она, рассматривая свою сигарету и завитки поднимающегося дыма, словно никогда не видела ничего подобного. «Ты всегда такой вежливый. Это мило и… ну, не знаю… вроде как приятно».
«Ты просто привыкла иметь дело с придурками».
Адель затянулась сигаретой, выдохнула через маленький носик и уставилась на пол в ванной. Она встречалась с этим настоящим куском мусора по имени Майк Равидович. Всякий раз, когда я критиковал его, а это было нередко, она игнорировала это, но мы оба знали, что к чему. Хотя его влечение к ней не вызывало сомнений (в конце концов, он трахал ее уже больше двух лет), их отношения были сугубо деловыми. Равидович никогда не позволял себе элементарных любезностей, когда имел дело с людьми вроде Адель, потому что это могло показаться слабостью, а он не мог быть таким. Вместо этого он держал все под замком, бдительно скрывая под личиной крутого парня, развязности, которой позавидовал бы Клинт Иствуд, и высокомерному и неприятному нраву, который вызывал желание выбить парню морду через затылок уже через несколько секунд после знакомства. Он не был крупным парнем — всего пять футов десять дюймов и, возможно, сто семьдесят пять фунтов. Я был примерно такого же роста, хотя весил фунтов на пятнадцать больше. Но Равидович вел себя как гораздо более крупный мужчина и щеголял, словно самый опасный петух на прогулке, которым он в некотором роде и был. Даже в сорок лет на нем не было ни унции жира; его телосложение состояло из тощих мышц, которые он нарабатывал часами тренировок на протяжении многих лет, а одежда, как правило, висела на нем свободно, часто скрывая под собой рваное и мощное тело. С волосами цвета обесцвеченного песка, стальными голубыми глазами и грубыми красивыми чертами лица он был мужчиной, которого большинство женщин замечали и находили привлекательным, но мало кто принимал за приятного или безобидного.
Я не очень хорошо его знал — я не общаюсь с полицейскими, особенно с детективами, — и те несколько встреч, которые у меня с ним были, были не слишком приятными. Он не раз говорил мне держаться подальше от Адель, но, в отличие от нее, я не подчинялся его приказам, поэтому подыгрывал ему и делал все, что заблагорассудится. Тем не менее, как и любой коп, Равидович мог сделать мою жизнь несчастной, если бы захотел, поэтому я старался держаться в тени и избегать его как можно чаще.
Конечно, трах с его главным информатором ничуть не облегчал задачу. Я знал Адель почти столько же, сколько и он, и наша связь длилась уже более полугода. Мы встречались время от времени, развлекались, находили друг в друге убежище на какое-то время, а потом расходились по своим путям до следующего раза, когда кто-то из нас становился более одиноким и рогатым, чем обычно, или нуждался в чем-то близком к реальному. Мы не любили друг друга, но она была мне небезразлична, и я полагал, что я ей небезразличен. Хотя, как и все мы, она совершила в жизни немало ошибок и имела свои пороки, Адель не заслуживала того, чтобы находиться под властью такого говнюка, как Равидович. Так уж сложилось, и, к сожалению, я ни черта не мог с этим поделать.
«Работаешь сегодня вечером?» Зная, что она последует за мной, я вышел из ванной и по узкому коридору направился в гостиную.
«Конечно», — сказала она, стоя у меня за спиной. «Сегодня пятница.»
Ее бунгало было тесным и находилось в стороне от проторенной дороги в одном из менее привлекательных районов Хайанниса. Оно выглядело так, как выглядят все эти места, даже мое собственное, как будто на то, чтобы собрать вещи и оставить их, уйдет не больше десяти минут. Однако она поддерживала чистоту и относительный порядок, поскольку, по ее словам, Равидович — праведный засранец, каким он и был, — имел обыкновение вопить о важности чистоты и порядка, обычно прямо перед тем, как трахнуть ее и заставить предоставить ему информацию, чтобы он не арестовал ее и не отправил ее задницу обратно в тюрьму.
Я нашел свои джинсы, кроссовки и футболку без рукавов там же, где бросил их рядом с диваном накануне вечером. Я сел и начал одеваться. «Может, я загляну к тебе», — сказал я. «Не знаю, что происходит, но если смогу, то зайду».
«Было бы неплохо», — сказала она, рассеянно почесывая затылок свободной рукой. «Но это будет сложно».
Я улыбнулся ей. Единственное, что было на ней надето, — это горячий розовый лак для ногтей, но даже он был отколот. «Господи, да ты сейчас такая чертовски голая».
Широко ухмыльнувшись, Адель зашагала в сторону кухни.
Я закончил надевать одежду, затем переобулся в кроссовки и пригубил остатки пива. «Тебе что-нибудь нужно?» спросил я, присоединившись к ней на кухне.
Она прислонилась к стойке. «Даже если бы и было, что ты можешь дать? В последнее время
