Правда в конце вечеринки мальчишки пошли провожать нас толпой, и тут предпочтений ни для кого не было.
Больше всего удивило, что на следующий день Аня не укатила обратно в Москву. Она осталось в нашем захудалом городке, объясняя это тем, что ждет контракта. А как же карьера модели? Анечка ответила, что карьера модели от нее никуда не денется. Уж не знаю, какой она ждала контракт, но через неделю все знакомые обсуждали, что Аню отец Мишки принял на работу секретарем.
И стала я замечать, что Аня как-то очень уж трепетно относится к Мишке. То в Мишкином кабинете я их застану, то дома у Мишки чаи распивает, то он Аню на машине куда-то повез. Он говорит по делам, по работе. Я не устраивала скандалов, а зря…
Работой Аню особо не напрягали. Она сидела в приемной директора за шикарным столом. Перед ней стоял крутой яблочный монитор. В одной руке она держала телефон и цокала пальчиком с маникюром по новенькой клавиатуре другой рукой. Она старательно пыталась сделать умное лицо и нахмурить красивый лобик, усиленно набирая текст. Хмуриться у нее получалось плохо, ботокс сделал свое дело, поэтому мимика на лице была незаметной. Аня походила на большую, пластмассовую куклу Барби. Большую часть дня Аня просто сидела и подпиливала себе ногти. Даже не знаю, за какие такие грехи папа Миши взял ее в свои помощницы и отправил на пенсию своего бывшего секретаря, хотя та была еще ого-го.
Говорят, его жене кумушки все уши пропели, что ее благоверный на старости лет с ума сошёл, «бес в ребро». Но его жена только отмахивалась все приговаривая: Весь бизнес на меня записан, куда он денется.
Теперь в приемной Мишкиного отца торчала умопомрачительная секретарша в узкой короткой юбчонке, смахивающей на набедренную повязку; облегающей кофточке от именитого бренда с огромным вырезом, чтобы было всем видно труды ее пластического хирурга; или цокала на высоченных шпильках по управлению завода. Посетители в приемной просто головы сворачивали, когда Аня проходила мимо.
Видимо от Аниных длинных ног шею себе свернули не только посетители, но и мозг кое у кого поплыл. И однажды это разрушило в одночасье все мое так лелеяное будущее.
Нам шили к свадьбе наряды в ателье. Швеи ошиблись и прислали мне Мишкин костюм, а ему привезли мое платье. И я решила не ждать вечера, завести ему костюм на работу, а затем заехать к ним в коттедж и забрать свое платье.
Черт меня дернул.
Я зашла в приемную в разгар рабочего дня. Здесь было неожиданно пусто, но где-то в одном из кабинетов были слышны голоса, и странные звуки. Почему — то я решила зайти к Мише в кабинет, подумав, что если его нет, то просто оставлю ему пакет из ателье и напишу записку. По привычке в кабинет вошла без стука.
То, что я там увидело, повергло меня в шок. В первые секунды у меня просто отпала челюсть. Это было как в плохом порнографическом фильме.
На письменном столе у Миши возлежала Анька, лиф платья был стянут к талии, обнажая идеально правильные силиконовые титьки второго размера. Её длинные ноги лежали на плечах моего Мишки, а сам Мишка стоял между ее ног со спущенными штанами. Он двигался и пыхтел, на его лбу от усердия выступили капли пота, мокрые прядки волос прилипли к коже. В тишине кабинета раздавались Анькины постанывания и противные чавкающие хлопки. Миша двигался размеренно, поступательно.
От вида этой сцены, у меня из рук с шумом выпал пакет с костюмом. Анька ойкнула и наигранно закрыла ладошкой рот и сделала испуганные глаза. Мишка испугался, дернулся, челюсть его отвисла, а глаза вылезли из орбит. Он застыл как соляной столб. Только Аня по-моему не испытывала смущения, она прикрыла второй рукой свою идеальную грудь и сказала: Упс…
Грациозно, как кошка, приподнялась и села, поджав под себя ноги, даже не пытаясь прикрыться. Да, я так не умела, негде мне было научиться такому фокусу.
При виде меня у Мишки все опало, он быстро наклонился, поднимая штаны, торопливо натягивая их, стыдливо опустив глаза в пол. Я подняла скомканный пакет с костюмом и бросила его в Аньку. Пакет угодил Аньке в лицо, от чего она скривилась, отбрасывая его рукой в сторону.
— Примерь, Анечка, женишку костюмчик, не жмет случайно!
— Ты чего, юродивая, макияж мне испортишь.
— Подавись, — выплюнула я ей в ответ, и, повернувшись к Мишке, крикнула, — свадьба отменяется, милый.
— Светочка, ты все неправильно поняла, — промямлил Мишка.
— Что я неправильно поняла, что ты свой. этот …в эту…эту шлюху засунул…или может мне это все привиделось…
— Светочка, у меня просто срыв, у мужчин так бывает…перед свадьбой…
— Вот и шпилься теперь до скончания века со своей… прости господи…Свадьбы не будет!
— Фу как некрасиво ты выражаешься, как бабка базарная, — пропела Анечка с московским ударением на «а», потягиваясь и одевая на себя лифчик.
— Анечка, а ты вообще рот закрой, а то глупость какую-нибудь сморозишь. У тебя мозгов нет!
И я вылетела из кабинета, слышала позади себя топот и шум падающего тела, видимо Мишка попытался меня догнать, но споткнулся, тяжело бегать со спущенными штанами, запнулся убогий.
Дома был грандиозный скандал.
Мишкина мама орала на его отца: Зачем ты эту шлюху взял на работу! Мишкин отец всячески пытался отговариваться и обелить репутацию Ани. У меня даже закралась мысль, что он и сам не прочь на Ане «покататься». Мои родители орут и обзывают последними словами Мишку. В общем, врагу не пожелаешь. В этой кутерьме, никто не обратил на меня внимания, меня нет, никого не волнуют мои переживания. Все друг другу высказывают претензии, и считают деньги, уже потраченные на свадьбу.
А у меня рухнула жизнь, но разве родителям есть дело до меня.
Конечно, свадьбу мы отменили. Красивое свадебное платье я вернула Мишке, с присказкой «Пусть Анечка его донашивает».
Глава вторая
Все последующие дни были как в тумане.
Вечером набежали мои подружки, все осуждали Мишку и жалели меня, только от их жалости мне становилось все хуже и хуже. Сердце сжимала тоска, оно кровоточило, словно я вырвала кусок, а заплатку поставить забыла. Хотелось выть от тоски. Подруги старались помочь. Только толку от этого было мало. Одна предложила «клин клином вышибают» и указала на нашего одноклассника Стаса, что давно по мне сох. Только Стасик за те пять лет, что учился в институте, сильно изменился. Теперь это был лощеный хлыщ, метросексуал, как его
