Ничто её не учит! Всё, пора идти. Узелок с вещами Любава собрала ещё ночью. К дому приближалась подвода, что увезёт её, она слышала. А потому нужно сказать то, что должно быть сказано, и попрощаться. Она заговорила собранно и деловито:
— Не все здесь оттуда, только ведающие. Драконы чуют нас, этих потомков, и забирают девушек. Что бы ты и другие ни думали, ничего хорошего с ними там не происходит. Твари жрут их. Не физически. Они забирают силы, чувства, саму жизнь. А пустая оболочка жить не может… Потому никогда не ходи на смотрины. Обещай! — она запнулась, но с усилием закончила. — Обещай, в память обо мне!
Дверь грохнула. И ещё раз, и ещё… Кира билась за ней, не помня себя и не отдавая отчёт в том, как сильно ранит себя. Хриплый крик её был похож на вой зверя, столько тоски, лютой ненависти и боли было в нём:
— Нет! Не смей! Не смей, слышишь? Не уходи!.. Меня! Пусти меня, это ведь я виновата! Открой дверь!!!
Любава легко поднялась на ноги, поцеловала дверь, прислонилась к ней лбом и шепнула:
— Люблю тебя! Помни! И пусть вина не отравляет твою жизнь. Я прощаю тебя, Кирия, слышишь? Прощаю! Живи и помни! И детям своим расскажи!
Она думала, что сестра не услышит, в своей лютой скорби. Услышала. Замолчала. А потом зашептала в ответ:
— И ты живи! Живи! Помни, что я приду за тобой! Дождись меня!!!
Этот хриплый, сорванный голос, полный любви и боли, звучал в ушах Любавы во всё время пока она ехала в Россошь и стояла там за городом, в широком поле, среди таких же несчастных, как она сама. Она слышала его, а не клёкот мерзких тварей, что опускались на землю, чтобы выбрать себе жертву по вкусу. Он звучал для неё, даже не надеждой, а памятью о жизни, когда прекрасный и ужасный алый дракон уносил её в небеса…
* * *
Любава не вернулась…
Кира поняла, что она не вернётся, в тот момент, когда в сердце ударило что-то и зазвенело болью. Дракон выбрал сестру в тот момент… Она знала это совершенно точно. Не зря была внучкой сильной ведуньи, которую так почитали другие ведьмы. Многое слышала и могла, даже сейчас, будучи юной и глупой. Такой глупой! Как бездумно погубила она любимую сестру! Нет ей прощения!
Кирия осудила себя. Сама. Осудила и вынесла приговор. А потому ожесточённые, брезгливые лица селян, что выпустили её из чулана на следующее утро, не могли ранить её. Она спокойно поблагодарила их и пошла убирать постели, свою и сестры.
Люди с недоумением смотрели на застывшее, бесстрастное лицо, на залитую кровью рубаху, на сбитые в кровь руки и сорванные ногти. Они собирались ругать и совестить её, но не смогли. Девочка всё поняла сама. Может быть, повзрослеет теперь?
Они повздыхали, глядя как она снуёт по дому, словно не замечая их, и отправились по домам. Пусть отдохнёт, а поговорить можно и потом. Не бросят они дурочку, помогут. В память о сестре и бабке, пусть боги хранят их сон.
В домике на опушке леса работа кипела весь день. Кира мыла что-то, вытряхивала половики, к вечеру затопила баню.
А утром соседка, которая зашла проведать горемычную и принесла ей крынку молока, обнаружила, что домик на опушке леса пуст…
* * *
Если бы в ней осталась хоть какая-то способность бояться, она бы сейчас, наверное, визжала от ужаса. И было от чего. Колдун украсил свой дом и подступы к нему черепами животных и людей. И не только для того, чтобы испугать тех, кому придёт в голову сунуться туда. Мерзкие кости фонили чем-то странным и несли угрозу.
Кира вышла на широкую поляну уже некоторое время назад и, в надвигающихся сумерках, внимательно рассматривала высокий частокол, усаженный черепами, что окружал усадьбу колдуна. Колокол, который висел у опушки леса для того, чтобы пришедшие за колдовством могли позвать волшебника без риска для жизни, она проигнорировала. Он не возьмёт её в ученицы, если она придёт к нему как все. Он, может быть, откажет ей, даже если она обойдёт все ловушки. Старик никогда ещё не брал учеников, жестоко смеялся и даже убивал тех, кто имел наглость прийти к нему за этим. Пусть лучше убьёт её, потому, что она не отступит. Она просто не может отступить. Особенно теперь…
Кира шла сюда почти месяц. Куда ей было идти, как не к колдуну слава которого гремела на весь край? А то что жесток он сверх меры… Так магия жестока и требует платы. Это она уже уяснила. И готова платить…
К людям Кира не выходила, питалась тем, что посылал ей лес. Выглядела сейчас ужасно: немытая, одичавшая, почти безумная. Не только горе отравляло её. Сны. Она стала видеть их почти сразу. Она ничего не понимала в них. Только то, что Любава жива пока и страдает. Жива! Это главное! А уж с тем, почему между ними возникла эта странная связь и что с ней делать, она разберётся. Для этого Колдун должен взять её в ученицы. И возьмёт.
Кира слышала истории о том, как многие молодцы штурмовали стены, с костями, горящими потусторонним зеленоватым светом, как обходили ловушки и бились с нечистью. Сказки были разные, да только конец один: герои погибали на подступах или в логове басурмана. Она не герой и погибать не намерена. Сейчас во всяком случае. А потому она повернула назад и снова вошла под сень леса. Расположилась у симпатичного пенька, где мох был посуше. Достала кусок чёрствого хлеба и колбасу, что берегла для такого вот случая. Положила их на пенёк, тихо позвала:
— Хозяин леса, выйди. Поговорить надо.
И стала ждать. Почти не удивилась, когда пенёк, на который она опиралась, зашевелился, зафырчал и сбросил её руку:
— Что нужно тебе, ведающая? — проскрипел недовольно.
Это не обмануло Киру. Она знала, ещё со времён своего беззаботного детства, что духи скучают и досадуют, когда люди не замечают их. Что они общительны и добры, если не обижать их. А потому она спокойно отодвинулась и степенно ответила:
— Гостинец вот
