Вдовство обернулось для сэра Трелони чистой мукой. Одинокая жизнь в огромном доме на Чэнсери-лейн, скрашивавшаяся разве что редкими приходами посыльного, была для него невыносима. Когда наконец отбезумствовала чума и в Лондон стали возвращаться беженцы из дворян, замаячила хоть призрачная, но все-таки надежда. По городу поползли слухи, что, дескать, судья королевского двора весь в поисках подходящей партии. Если прибавить к сказанному, что сэр Трелони был далеко не старик — пару месяцев назад ему стукнуло всего-то сорок четыре, — он имел все основания рассчитывать, что поиски новой супруги не затянутся надолго и что та будет рада угодить мужу во всем. Вскоре от приглашений в лучшие дома Лондона не было отбоя — некоторые Трелони принимал, от других тактично отказывался. В конце концов он дал понять богатому землевладельцу Чарлзу Дрейперу, что неравнодушен к его дочери Саре. Отец семейства был убежденным роялистом — как и Трелони, во время гражданской войны сражался за короля против парламентаристов Оливера Кромвеля. После казни короля Карла I, во времена Республики,[1]Дрейпер в результате реквизиции и передачи сторонникам Кромвеля лишился части земель и не получил их назад даже после восшествия на трон нового короля, Карла II, пять лет назад. Впрочем, и без них сэр Дрейпер оставался человеком состоятельным, так что вполне мог обеспечить единственную дочь солидным приданым.
Никаких официальных переговоров по этому поводу пока что не проводилось, однако между Трелони и Дрейпером существовало, что называется, молчаливое согласие, джентльменский уговор. К Сретению сэр Орландо получил приглашение провести воскресенье в имении Дрейперов в Эссексе, неподалеку от Лондона. Мрачные зимние дни коротали за игрой в шахматы, на бильярде или же резались в криббидж.[2]По вечерам музицировали. Сара Дрейпер играла на спинете и пела. Ей подпевала младшая кузина Джейн Райдер, имевшая неплохой голосок. Трелони наслаждался пребыванием здесь, но ему было чуточку не по себе от постоянных намеков отца Сары, явно рассчитывавшего, что гость наверняка воспользуется приглашением, чтобы начать переговоры о сватовстве. Сэр Орландо медлил. Ему хотелось убедиться, что Сара ему подходит, а пока что он не взялся бы с уверенностью это утверждать.
И вот, возвращаясь в тот вечер понедельника из имения Дрейперов в Лондон, сэр Орландо не мог отделаться от размышлений о будущей невесте. Неуверенность, не позволявшая ему сделать первый шаг, не проходила. Сэр Орландо ощущал сильнейшую потребность спросить совета, обсудить с кем-либо одолевавшие его сомнения, и желательно с человеком, хорошо разбирающимся в людях, способным заглянуть за фасад человеческой натуры, оценить их трезво и непредвзято. Лучше всего для этого подходил его друг доктор Фоконе. Да, именно к нему следует обратиться за помощью, и немедля.
Внезапно кучер сэра Орландо резко натянул поводья и остановил лошадей. Судью швырнуло вперед, и он уже раскрыл было рот отчитать незадачливого возницу, как услышал пронзительный женский крик. И тут же понял, в чем дело. Кто-то попал в беду.
Трелони распахнул полость и выбрался наружу. Снежные хлопья залепляли глаза, мешая видеть, оседали на шляпе. Его камердинер Мэлори спрыгнул с запяток на мостовую и подошел к судье. Второй лакей, шедший впереди кареты с факелом в руке, подбежал к ним.
— По-моему, я слышал чей-то крик, — воскликнул сэр Орландо. — Ты что-нибудь видел, Мэлори?
Камердинер поднял руку и показал на боковую улочку.
— Там, сэр.
Трелони, жмурясь от хлопьев снега, прилипавших к ресницам, посмотрел туда, куда показывал лакей. И тоже увидел нечто: молодую женщину, которая, шатаясь, бежала к ним с таким видом, будто за ней гнались демоны.
Мэлори не раздумывая бросился к ней. В это мгновение из-за спины женщины вынырнула фигура. Мужчина в черном, лицо которого скрывала широкополая шляпа.
Рука Трелони потянулась к шпаге.
— Мэлори! — предостерегающе крикнул он. — Назад!
Но слуга не слушал его, а, напротив, ускорил шаг. Не успел он подойти к женщине, как та упала на колени. Преследователь поднял пистолет, навел на нее…
— Нет! Нет! — выкрикнул Мэлори.
Незнакомец продолжал целиться в женщину, но, увидев, что к нему бежит слуга, тут же навел оружие на него и хладнокровно спустил курок. Прогремел выстрел, и в следующее мгновение Мэлори, ощутив страшную боль в ноге, с криком упал. Незнакомец повернулся и со всех ног бросился прочь, тут же растворившись во мраке.
Вместе с лакеем, который нее факел, сэр Орландо подбежал к своему слуге. Мэлори, зашедшись криком, катался по заснеженной мостовой. Трелони, убедившись, что стрелявшего и след простыл, склонился над камердинером, а лакей с факелом тем временем пытался успокоить рыдавшую девушку.
Мэлори вцепился обеими руками в ногу чуть выше колена. Белые чулки его были перепачканы кровью, а под ним на снегу быстро увеличивалось темно-красное пятно. Сейчас было трудно определить, насколько серьезна рана, но пуля скорее всего раздробила колено. Мэлори уже не кричал, а приглушенно стонал. Внезапно на него напала икота, а потом его вырвало.
Трелони мягко прикоснулся к его плечу:
— Ничего, ничего, мой мальчик. Сейчас мы доставим тебя к хорошему лекарю.
За неимением перевязочного материала сэр Орландо стянул с себя кружевной воротник и умело перевязал колено слуги — необходимо было как можно скорее остановить кровотечение. Мэлори продолжал стонать от боли и скрипеть зубами.
— Мисс, что ему было нужно? — наконец обратился судья к девушке.
Та лишь испуганно смотрела на него.
— Он… он убил мою мать, — с трудом выдавила она.
— Джек, дай мне факел и оставайся с Мэлори и девушкой, — распорядился Трелони. Выхватив шпагу, он зашагал по узкому темному переулку. Пройдя ярдов пятьдесят, различил темное пятно. Снег успел припорошить женщину, покрыв ее белым саваном. Когда сэр Орландо, склонившись над ней, попытался пощупать, бьется ли сердце, его пальцы наткнулись на что-то липкое. Кровь! Пуля угодила прямо в сердце несчастной. Ей уже ничем не поможешь.
Судья поспешил к слугам и остававшейся с ними девушке.
— Немедленно карету сюда! — приказал он Джеку.
Другой лакей, Том, должен был помогать Мэлори. Мэлори уже не один год верой и правдой служил Трелони. Какое же несчастье, что его верный слуга стал жертвой бесстрашия и отчасти легкомыслия. Похоже, бедняга и сам понимал последствия произошедшего, и лучше всего об этом говорил его полный мольбы взгляд.
— Нога… — лепетал он. — Моя нога… Не дай Бог, ее отрежут… Не хочу… Не хочу…
Трелони искренне сочувствовал камердинеру, но не знал, как его утешить.
