и сейчас в обрамлении светлых стен оно смотрелось настоящим «Черным квадратом» Малевича.
— Надо же, айтишники еще работают, — Наташа заметила светлую полоску, выбивавшуюся из-под двери очередного офиса, мимо которого они проходили.
— От работы кони дохнут, — проворчала Ирина и вновь ругнулась, когда под ноги внезапно подвернулась ступенька.
В пустом и гулком вестибюле стук каблуков показался им оглушительным. Женщины невольно приподнялись на цыпочки и ускорили шаг. Над длинным козырьком крыльца горел фонарь, от него сквозь большие окна в вестибюль пробирались жутковатые подвижные тени. Будка вахтера пустовала, но настольная лампа горела. Ее теплый желтоватый свет и зеленый огонек на турникете словно говорили: все в порядке, путь открыт.
Ирина толкнула дверь плечом. Наташа поспешила прийти на помощь, они обе изо всех сил навалились на створку, но та не сдвинулась с места, потому как была заперта на крепкий замок.
— Ну, хрен старый, — спертым от ярости голосом выдохнула Ирина, — найду я тебя!
***
Николаич, он же Александр Николаевич, давно разменявший восьмой десяток, полагал, что скромная зарплата вахтера — неплохая прибавка к пенсии. Тем не менее, работу свою он любил вполне бескорыстно: она позволяла почувствовать себя наставником всей этой бестолковой молодежи, обитавшей в здании. По природе своей Николаич не был склочен, или, тем более, злобен, но он считал, что накопил порядочно ценного жизненного опыта, и его необходимо всеми доступными способами передать окружающим.
Не удавалось избегать поучений и давнему приятелю Николаича — Ваньке-баламуту, которого, однако, окружающие величали Иваном Сергеевичем. Прозвище он получил из-за своей исключительной политической активности либерального толка, которая стоила ему многих неприятностей и даже одного тюремного срока, правда небольшого.
Взгляды стариков на идеальное общественное устройство различались очень сильно, поскольку Николаич был убежденным коммунистом, но крепкой дружбе, как ни странно, это не мешало. Скажем больше: не раз случалось, что старики, наспорившись до хрипоты, как ни в чем не бывало усаживались пить чай с медом, который оба очень любили, или разыгрывали партию-другую в шахматы.
В эту пятницу Иван Сергеевич, вопреки обычаю, явился на целый час раньше и выглядел таким несчастным, что Александр Николаевич даже не стал выговаривать ему за нарушение графика.
— Чего стряслось? — Спросил он вместо этого.
— Дочки из квартиры выгнали.
Обычно Ванька напоминал Николаичу ощипанного, но задорного воробья, теперь тоже походил на него, но мокрого и больного.
— Да ты что?! Ладно, спускайся, там открыто. Я приду к восьми.
— А раньше не получится?
Приятель виновато развел руками, и понурый Иван Сергеевич побрел в подвал, где домовитый вахтер устроил себе уютное обиталище.
Николаич проводил его тревожным взглядом и в раздумье поскреб щетинистую впалую щеку. В пятницу весь офисный народ старался улизнуть пораньше, треть кабинетов на обоих этажах вообще пустует, и скорее всего, во всем здании уже никого не осталось. Проверить, конечно, надо, но, как назло, к вечеру так разболелись колени... Лестница на второй этаж с ее длинными пролетами показалась орудием пытки. Промаявшись еще час в своей будке и не увидев ни единого входящего или выходящего, он нарисовал на оборотной стороне какой-то исписанной бумажки подробный план, как найти его подсобку, выключил свет на обоих этажах (к счастью, рубильники, упрятанные в особый шкафчик, располагались рядом с будкой), и, заперев входную дверь, поспешил к убитому горем Ивану Сергеевичу.
Записку он прислонил к стеклу внутренней стороны будки. И то ли сам Николаич, уходя, создал сквозняк, то ли спешащие женщины, проходя мимо, подняли ветер — словом, белый клочок улетел под стол, где его обнаружили только утром.
***
— Может, ему позвонить? — Предложила Наташа.
— А ты что, номер знаешь? — Ирина все еще была на взводе. — И есть ли у него вообще телефон...
Они заглянули в будку, где действительно стоял телефон — большой черный аппарат с диском и массивной трубкой, настоящий антиквариат. Александр Николаевич, как и многие люди его возраста, с трудом привыкал к техническим новинкам и потому не спешил обзаводиться сотовым телефоном, довольствуясь обычным, с которым они были почти ровесниками.
— Теоретически, должен быть запасной выход. Наташ, пойдем искать?
Предложение прозвучало, но женщины не двинулись с места. В здании стояла полная и безжизненная тишина, всегда бывающая там, куда люди приходят только по делу. Темнота надвинулась со всех сторон, единственным спасением от нее казался круг от настольной лампы в будке.
— Айтишники! — Вспомнила Наташа. — Вдруг они знают, где искать вахтера?
Путь в обратном направлении пугал меньше, чем перспектива блуждания по первому этажу в поисках запасного выхода. Но, прежде чем постучаться в офис коллег, Ирина с Наташей завернули в дамскую комнату: первая по необходимости, вторая — чтобы не оставаться одной в потемках.
В туалете, к счастью, свет был. Одинокая лампочка в пыльном плафоне давала достаточно света для трех кабинок, раковины и — большой железной бочки с бурыми потеками по бокам. Из бочки торчали две голые ноги.
— Эт-то еще что? — Ирина ошеломленно остановилась на полпути к кабинке. Приглядевшись, нервно усмехнулась: — Зачем-то полманекена в бочку сунули... А мне с перепугу показалось, что это человеческие. Днем ничего такого не было, а?
Недоумевающе пожав плечами, она скрылась в одной из кабинок. Наташа, ожидая, рассеянно разглядывала себя в зеркале над раковинами: не уродина, глаза даже красивые, и волосы, и вообще... Отчего же так с мужчинами не везет? Показав язык отражению, отвернулась, случайно взглянула на противоположную кабинкам глухую стену и застыла: на ней корявыми красными буквами было выведено слово «Месть».
***
— Дурак я, дурак, — сокрушенно покачал головой Иван Сергеевич. — Думал, дети, родная кровь, пожалеют старость... А оно вот как обернулось.
— Что, вот так обе взяли и выгнали? — Недоверчиво переспросил Александр Николаевич.
— Ну, средняя намеками обошлась. А старшая прямо заявила, мол, шел бы ты, папа.
— А младшая?
— Да ну, она сама в общежитии, куда я еще...
В подсобке наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелыми стариковскими вздохами и шумом закипающего электрочайника. Давно разошедшийся с женой, Иван Сергеевич надумал перебраться на житье к трем дочерям, и около полугода назад принялся за осуществление своего намерения. Продав собственную квартиру и разделив деньги между детьми, он собирался провести остаток дней, переезжая от одной дочери к другой, благо, они жили в разных городах. Но, кажется, крупно просчитался.
— Как был ты непутевым, Ванька, так и остался, — махнул рукой Николаич, наливая ему
