нет, – Вчера к нему приходил его бывший ассистент, Заречный Павел.
– В котором часу?
– Я уж и не помню... – она отвела взгляд.
– Он практиковал, как врач, верно? – спросил я, с порога комнаты приметив лежавший на ореховом столе стетоскоп.
– Да... – вновь неуверенно произнесла моя собеседница.
– Значит, наверное, у него должна была быть книга приёмов? Ну та, в которой написаны имена посетителей и время встречи с ними.
Она помялась на одном месте и нервно притопнула ногой. Я продолжал наседать:
– Могу я её посмотреть?
Она неловко кивнула и стала удаляться куда-то вглубь квартиры, но на один момент я её остановил и грозно сказал:
– Если там сейчас не будет страницы или последние пометки будут замазаны, то я вас арестую за препятствование действиям органам советской власти. Ну так, мало ли вы решите сейчас сделать что-то, о чём потом пожалеете.
Не ответив, свинка быстрым шагом проследовала в, по всей видимости, свою комнату и оттуда послышался отчётливый звук перебирания всякого хлама. Чтобы у неё было меньше желания совершать опрометчивые действия, я последовал за ней и встал на пороге уже её коморки. Вскоре она достала книжку в толстом кожаном переплёте и дрожащими руками передала мне.
Я взял фолиант в руки и пролистал жёлтые страницы, сверху донизу расписанные именами и датами, вплоть до самых последних страниц. Там, вчерашним числом, действительно числился гражданин Павел Заречный. А вот уже сегодня утром была интересная запись: "Девять часов, Матфей".
Я вопросительно посмотрел на женщину, скрючившуюся на против меня:
– Значит, никого не было сегодня? А не вы ли вписали посещение мертвеца неким Матфеем?
– Я.
– Кто это такой?
– Я не знаю... – она стыдливо потупила взгляд.
– Но вы же это и записали, разве нет?
– Доктор Шариков меня попросил об этом после того, как встретился со своим коллегой, с Павлом.
– И? Что было дальше?
– Этот Матфей не пришёл. Вернее, я никого вчера не видела из посетителей доктора. Он заперся и всё тут.
– Другие соседи подтвердят эту информацию?
Вместо ответа, женщина легонько несколько раз кивнула головой.
– Хорошо, когда они просыпаются?
– Часам к восьми.
– Отлично, я их опрошу. А пока скажите, где я могу найти этого Павла? Если уж о Матфее вы действительно ничего не знаете.
– Кажется, он живёт в другом конце города, на Пречистенке, в доходном доме.
– Ладно, мы туда съездим.
– Может... – она с придыханием обратилась ко мне, будто бы желая задобрить, – Вы останетесь ночевать у нас? Правда свободная кровать у нас только одна, профессорская, но я могу...
– Нас устроит. Мы осмотрим комнату, а затем проведём оставшуюся ночь у вас.
Печать первая – Феликс – Кадавр с чёрным сердцем
Пока Йозеф общался с не самой приятной дамочкой, я осматривал труп. Седой пёс распластался на ковре, широко раскинув свои сухие руки и ноги. Он был одет в довольно приличный атласный жилет, строчные брюки и белую рубашку, будто бы готовился к какому-то важному приёму.
Но теперь его костюмчик едва ли можно было надеть на какое-нибудь светское мероприятие. Не только потому, что он был бы снят с трупа, но и потому, что все элементы одежды были пропитаны кровью до состояния мокрых красных тряпок. А на рубашке, в районе груди, был огромный прорез.
Вероятно, удар был нанесён довольно широким клинком, а кроме того, ещё и острым, ведь пробраться за рёбра не так-то и просто. Я расстегнул пуговицы, обнажив место удара. Кроме него, на свет также вышло и совсем уж удивительное открытие: доктор тоже был проклятым. Чуть левее от центра груди, и, соответственно, раны, красовалась чёрная пузырчатая опухоль. Прямо там, где должно было быть сердце.
Это интересно, так как не часто встретишь среди людей, близких к высшему свету, подобные, "чёрные" виды проклятий. Обычно люди с такими дефектами были крайне стигматизированы и изгонялись...
При мысли об этом я непроизвольно почесал свой собственный "демонический глаз". Он был тем проклятием, из-за которого я лишился всего, что имели мои предки. Кто знает, если бы не он, может быть, я был бы на другой стороне баррикад в этой войне...
Конечно, изменённое сердце было проще спрятать под одеждой, чем глаз или руку, о которых тут же бы стали возникать вопросы, но неужели никто не видел этого дефекта, ну допустим...
Я посмотрел на его безымянный палец. Затем прошёлся взглядом по стенам. Ни обручального кольца, ни фотографий с морских каникул... Видимо он много отказывал себе в радостях жизни, чтобы сохранить свою тайну. И стоило ли это того? Особенно теперь, когда наличие или отсутствие подобных отметок больше ничего не значит? Впрочем, не мне судить.
От мыслей о прошлом я вернулся к уликам. Перевернув старика на живот, я смог наблюдать на спине второе отверстие. Видимо, клинок, убивший его, был не только широким, но и длинным. Прямо настоящий меч. Не удивительно, что хватило всего одного удара, чтобы сразить бедного мужчину, перебив сосуды, примыкавшие к сердцу.
Судя по характеру раны, клинок был односторонним и довольно прямым, навроде палаша. Но кто, чёрт возьми, сейчас будет пользоваться палашом? Их уже лет пятьдесят, если не больше, не использовали нигде... кроме Первой Гвардейской Дивизии. Но, во-первых, этой дивизии уже три года как не существует и найти её бывших членов было бы крайне проблематично. А во-вторых, кто чёрт возьми, будет убивать свою жертву парадным оружием?
Хорошо, отложим этот факт в памяти. Может быть, удар был нанесён и не палашом, однако чем-то очень на него похожим. Возможно, мы сможем найти орудие только когда найдём преступника. Так что это, можно сказать, не слишком хорошая зацепка.
Но, как наш призрачный кирасир попал внутрь комнаты? Из разговора я слышал, что дверь была вынесена уже после того, как старик был убит. Значит, преступник зашёл не через дверь. Из вариантов оставалось окно. Оно было достаточно большим и выходило на переулок. Выглянув наружу, оценил расстояние до брусчатки. Второй этаж — это конечно не высоко, но зацепиться снаружи было особо не за что, не считая подоконников. Значит, что убийца мало того, что был
