принцами, ее выгнали из солдатских квартир.
Теперь она жила сама по себе, целительница и повитуха, как и ее мать, принося утешение своему народу. И пусть живот иногда был пуст, а жизнь — одинока, она, наконец, познала какое-то исцеление, пусть хотя бы в жизни, а не в сердце.
Прохлада коснулась ее лица, и девушка открыла глаза. Белые облака гнались за солнцем, подгоняемые северным ветром. Теплых дней становилось все меньше; рассветы были морозными и бриз приносил холод. На горизонте Ольга увидела тучи — темные, серые. Наверное, будет дождь. Она глубоко вздохнула запахи моря. Да. Наверняка будет, не днем, так вечером.
— Ольга! — дородная женщина в выцветшем красном платке неслась к ней, спотыкаясь. — Ольга!
— Здравствуй, Марет. Что-то случилось?
— Это Хейно. Несколько дней назад он разорвал ногу крюком. Просто небольшая рана, но со вчерашнего дня он не может ходить, и у него жар. Ты посмотришь?
Приезжая в рыбацкую деревню, даже когда ее вызывали к кому-то одному, как в этот день, Ольга всегда брала с собой корзину с кореньями, травами и другими средствами. Кто-то всегда нуждался в ее помощи.
— Конечно, — она последовала за Марет обратно к домам, через дорогу от дома Йоханны и ее деда.
Еще до того, как опуститься на колени у кровати, Ольга знала, что у Хейно заражение крови. Его дыхание было частым и неглубоким, а лицо стало красным и сухим от лихорадки. Она положила руку ему на лоб и почти отшатнулась, как будто обожглась.
Ольга откинула одеяло. Хейно был одет в спальную рубашку, ноги оставались голыми.
— Зажги огонь, Марет. Мне нужна горячая вода и чистое постельное белье, — она открыла свою корзину и достала маленький и очень острый нож.
Марет зашипела при виде клинка.
— Ты будешь резать его?
Ранка была крошечная, едва ли с мизинец длиной. Но Ольга могла представить себе грязь, которая покрывала тот крюк, грязь, которая теперь пустила корни в теплом влажном теле Хейно. Его голень распухла и была, по крайней мере, в два раза больше нормального размера. Кожа казалась стянутой и блестящей, с красно-сине-зелеными полосками вокруг раны.
— Я должна вычистить заразу, если мы хотим спасти ногу. Сколько дней прошло?
Хейно стонал в бреду, пока она ощупывала его в ногу. Марет мешкала с ответом на вопрос.
— Марет, как давно его ранило?
— На следующий день после Мабона.
Празднование окончания жатвы. Деревни собирались вместе в тот день, чтобы устроить праздник. Ольга остановилась и оглянулась на Марет.
— Это было почти две недели назад.
Женщина отвела глаза. Ее щеки, темные и обветренные солнцем и морским воздухом, окрасились в алый цвет.
— Он не позволил бы мне послать за тобой.
— Вскипяти воду. Я постараюсь спасти ногу, но зараза сидит глубоко в плоти.
Марет кивнула и отошла к огню.
— Тогда позволь мне умереть, — раздался с постели слабый шепот. — Мы умрем, если я не смогу ловить рыбу.
Ольга повернулась к больному и положила ладонь на его руку.
— Сейчас не время для такого разговора, Хейно. Позволь мне очистить и осушить рану. У меня есть хорошая мазь, я останусь и поделаю тебе припарки.
— Нам нечем платить, — он закрыл глаза и, казалось, снова забредил.
И хоть он не мог видеть ее, не мог слышать или чувствовать, Ольга улыбнулась и похлопала его по руке.
— Сейчас не время для такого разговора.
— oOo~
Когда Ольга вскрыла рану, из нее вытекла грязная жидкость. Зловоние было такое, что Ольга едва могла дышать. Она помассировала вокруг длинного разреза, пытаясь вытянуть из раны заразу, и повернулась навстречу мучительным стонам Хейно и беспокойным метаниям Марет. Целителю часто приходилось причинять боль, чтобы вернуть здоровье.
Она не была уверена, что в этом случае здоровье вернется, но делала все возможное.
Когда отек заметно спал, и Ольга решила, что больше из раны извлечь руками ничего не удастся, она накрыла рану вытягивающей припаркой. Ткань была мокрой и еще горячей, а травы внутри были лечебные. Хейно застонал в бреду, но не смог проснуться или сопротивляться.
Закончив, Ольга укрыла его, подошла к миске и помыла руки. Марет стояла возле кровати и смотрела на нее.
— Он умрет?
Вытерев руки о юбку, Ольга повернулась.
— Мы все окажемся в земле, Марет. Но это может отправить его в землю раньше. Меня должны были позвать много дней назад.
— Был всего лишь небольшой порез. И у нас нет денег. Он не стал просить помощи, не имея возможности заплатить, — женщина вздохнула. — Я буду голодать, если он умрет.
Ольга подошла к женщине и взяла ее за руку.
— Если это случится, приходи в деревню. И ты не будешь голодать. В любом случае, не больше остальных. Но давай не будем торопить события. Ему в ближайшее время нужно будет поесть, чтобы силы вернулись.
Марет подскочила.
— Да. Я могу… да. Ты будешь есть? У меня только уха, но есть и хлеб, и медовуха.
Часто единственной платой Ольги за ее услуги было место за столом. Этого было достаточно. Она кивнула.
— Я была бы ра…
Ее согласие было прервано воплем снаружи. Ольга и Марет вместе пошли к открытой двери. С берега бежал мальчишка, Петер, и это он вопил во всю силу легких — так сильно, что слово, которое он повторял снова и снова, Ольга разобрала совсем не сразу. Но когда разобрала, ощутила, как сердце пронзает холод.
— НАЛЕТЧИКИ! НАЛЕТЧИКИ! НАЛЕТЧИКИ! — кричал мальчик, пробегая по деревушке. — Налетчики! НАЛЕТЧИКИ С МОРЯ!
— oOo~
Норманны. Варвары.
Чудовища.
Ольга слышала об этом стаде животных, которые приплывали на длинных кораблях с головами драконов и грабили побережье. Эта деревня подвергалась нападению три раза, она слышала об этом с тех пор, как оказалась на землях принца Владимира. Они выпрыгивали со своих странных кораблей и шли вперед, убивали и насиловали, и воровали все, что попадалось под руку. Затем возвращались к своим кораблям и уплывали, оставляя за собой разрушение.
В последний раз, когда в деревне уже не осталось ничего ценного, норманны взяли рабов — всех молодых мужчин и женщин, тех, кто был достаточно взросл, чтобы работать. Оставили старых и самых юных.
Йоханна и ее подруга Хелена в тот день были в лесу — потому они и остались в деревне. Петера, вопящего сейчас о налете, в тот день тоже не было, он ездил в город Мирканди на рынок. Ему тоже повезло.
Тогда эти волосатые гиганты сожгли деревню дотла, смеясь и ревя, когда люди, которые были им не нужны, спасались от огня.
Принцу Владимиру нужна
