жаль, что я это сказала!.. Все! Я беру свои слова обратно, окей?!
Однако распахнув глаза, я поняла, что Молотов даже не думал тормозить. Он откровенно пялился на мою грудь и что-то внутри меня… всколыхнулось от этого бесстыжего внимания. Прошло внезапным теплом и осело внизу живота.
Мое тело откликалось – осознала я в ужасе. Этого… Нет, нельзя этого допустить!..
– Женя, остановись! – попросила я с отчаянными нотками в голосе.
Он вдруг вскинул взгляд, будто наконец очнулся. Даже убрал руку от моей груди, но продолжал нависать надо мной. В какой-то момент мои губы, которые я невольно облизнула, привлекли внимание Молотова, и он серьезным тоном выдал:
– Не могу.
В моих глазах застыло шоковое недоумение. Что он сказал?!
– Что?..
Внезапно я ощутила его ладонь на своем бедре – одно движение и юбка униформы оказалась у меня на животе. Теперь Женя видел мои белые трусы. Теперь мне стало окончательно не по себе.
1
Однажды Света сказала, что у меня слишком развито чувство справедливости. Света – моя приемная мать, которую я никогда не называла мамой, но это неважно. Главное то, что она оказалась чертовски права… Видя несправедливость, особенно в жестоком ее проявлении, я просто отключаюсь от реальности. Вхожу в состояние какого-то аффекта – адреналин бьет в сердце, на глаза падает пелена и все. Контроль потерян.
Если честно я сначала не поверила в то, что вижу. Что здоровый глянцевый гелик реально дрифтует вокруг моей Линки! С угрожающим ревом мотора, визгом колес, неосторожными поворотами. А потом меня одним махом и насквозь пропитала лютая злость. И плевать мне было, что с тем, кто управлял этой элитной махиной лучше не связываться. Плевать сколько стоила эта вылизанная до блеска тачка, и что обозленный мажор не без причины кошмарил мою лучшую подругу! Я увидела цель, нашла оружие и рванула к дороге.
Все происходило прямо возле площади универа. Куча студентов стянулись на шум, но никто из этих гадов не спешил вмешиваться! Они просто глазели, а кто-то даже достал телефон, чтобы заснять зрелище.
Подонки…
Моя рука до боли сжала кусок кирпича, который я подобрала у разбитой плиты канализационного люка – а еще ругалась, что его никак в порядок не приведут. Гелентваген сбавил скорость и я начала прицеливаться. В окне с водительской стороны показалась русоволосая голова Молотова. Он что-то со злобной усмешкой выкрикнул замершей в оцепенении Линке и у меня сработал затвор:
– А ну отвали от нее, ублюдок! – крикнула я во все горло.
Сильный бросок и кирпич врезался в глянцевую поверхность черной двери, едва не задев руку мажора. Надо было видеть его лицо… Боже, да я поймала такое бешеное удовлетворение, что чуть не издала боевой клич! И пусть весь мир напополам, и что бы дальше не случилось – это того стоило!
Резкий затормозив, Молотов высунулся из окна, грозно осматривая оставшуюся вмятину. А затем вскинул на меня убийственный взгляд.
– Сука, ты охерела?!
Стиснув зубы, я уже приготовила кирпич покрупнее.
– Сука не побоится твою ценную тачку изуродовать! – выплюнула я, угрожающе поднимая руку.
Она тряслась. И моя грудь ходуном ходила от мощных ударов сердца, но я даже не думала отступать. Лишь незаметно сглотнула, не отрывая глаз от лица мажора, на котором застыло вправду пугающее выражение.
– Ебанутая блядь! – прорычал он, сверкнув белыми ровными зубами. Затем нырнул обратно в салон и резко дал по газам.
Я не знаю, откуда у меня хватило воли стоять на месте. Стоять и смотреть, как гелентваген мчится прямо ко мне. Но я словно вкопанная застыла, продолжая стоически держать руку с кирпичом и буравить взглядом лобовое тонированное стекло, за которым сидел водитель, желающий меня уничтожить.
Он проехал мимо.
Внедорожник пролетел где-то в полуметре, но мне показалась – буквально в нескольких сантиметрах! И провожая глазами стремительно удаляющуюся машину, я поняла, что все это время вообще не дышала. Но главное, что я смогла остановить эту чудовищную забаву мажора. Хотя интуиция уже билась в истерике и сигналила: он мне этого не забудет. Я разозлила не того парня и обязательно поплачусь.
Все равно. По крайней мере, сейчас…
Выронив кирпич, я оглядела студентов, которые начали позорно расходиться. Презрительно и недоумевающе оглядела. От такого равнодушия и безучастия даже ком встал в горле. Хотя я понимала – никто из них просто не рискнул бы связываться с оторванным сынком губернатора.
Наконец, я поспешила к рыдающей Полине. Моя бедная хрупкая подружка – сколько ей пришлось пережить за последние недели из-за этого бешеного мстителя?! И все равно ему оказалось мало…
Ругая Молотова последними словами, я повела Лину к своей старушке на колесиках, не забыв по пути поднять сумку, которую в гневе бросила прямо на землю. Усадив подругу в салон Ниссана, я быстренько оббежала машину, плюхнулась за руль и дрожащими руками достала из бардачка салфетки. На мои расспросы о самочувствии и о том, как это произошло, она только трясла головой, потому что захлебывалась от рыданий. Меня саму всю колотило и слезы наворачивались на глаза.
– Нет, это уже финиш… – вынесла я вердикт, пристально глядя на Полину. – С этим придурком надо что-то делать!
– Спасибо, ч-что заступилась, – благодарно всхлипнула она.
Во мне же вдруг проснулось возмущение.
– А как иначе? Как поступают люди, когда мудаки беспредел такой устраивают?! Лично у меня сразу крышу рвет так, что берегись… – Как верно заметила Света. – А те ссыкуны, что стояли и смотрели, по ходу вместо яиц колокольчики носят, я не знаю…
Линка вдруг прыснула от смеха. Это уже явно истерикой попахивало.
Тяжело вздохнув, я протянула руки и обняла ее за плечи. Такой беззащитной она казалась, со своим лицом олененка из мультика, что прямо сердце сжималось.
– Поль, надо Диме рассказать, – осторожно произнесла я.
Подруга отстранилась и принялась нервно сминать салфетку в руке.
– Нет. И ты знаешь почему…
– Знаю. Но ты же видишь, что все выходит из-под контроля! – не отступала я. – Может твоему брату даже неинтересно будет, с чего все началось?! А если вдруг и будет… В любом случае ты не заслужила того, что сейчас творится.
– Заслужила, – с грустной усмешкой возразила она, многозначительно посмотрев на меня. – Я заслужила это, Марин! Я повела себя мерзко… Нельзя было так с ним поступать.
Дорогие
