поясе, но мне было чем крыть.
— Лучше подумай еще раз, — предупредила я, снимая перчатку. Ритуальный рисунок, вязью огибавший все мои пять пальцев, казался настолько бледным, что лишь самую малость выделялся на фоне кожи. Но и этого хватило, чтобы заставить доблестного блюстителя правопорядка в ужасе отпрыгнуть к стенке.
— Больная сука, — прошипел он.
— Так говорят, — бросила я и зашагала к шефу. Думала, получу взбучку за нападение на офицеров полиции, но тот то ли ничего не заметил, то ли плевать хотел на молодняк. — Ну что тут?
Бинди посторонился. Я переступила через порог и, бегло оглядев тесную и лишенную всякой мебели комнатенку, но зато чуть ли не до отказа забитую следователями, непонимающе уставилась обратно на шефа.
— В смысле?
Бинди, тяжко вздохнув, пробурчал что-то в усы. Это насторожило сильнее всего прочего.
— Шеф, вы знаете, я ненавижу загадки.
— Тогда зачем во все это лезешь?
— Сами же вызвали!
— Да я ж не об этом, Силь. — Бинди досадливо покачал квадратной головой. — Ну да лейр с ним. Ребятки! Дайте-ка дорогу эксперту.
Негромкого приказа шефа хватило, чтобы толпа следователей мгновенно расступилась. Кое-кто, само собой, не оставил повода повозмущаться на счет того, кто тут настоящий эксперт, но мне было все равно. Глаз уже зацепился за то, чего тут быть не должно, и все остальное мигом вылетело из головы. Слабость, тошнота, раздражение — все забылось. На их же место пришло изумление и шок.
— К-как это возможно?!
Кто-то рискнул засмеяться, но смех быстро оборвался, стоило шефу открыть рот.
— Ты нам, пожалуйста, расскажи, Силь. Это ведь по твоей части.
Следующие несколько мгновений я пыталась понять, на что смотрю, но получалось с трудом. Это было тело. Без сомнения. Мертвая разумница человеческой расы. Трупов я на своем скромном веку повидала немало — людей и не только, целых, аккуратно разобранных по частям или зверски изуродованных, — но еще ни разу не доводилось встречать чего-то похожего. Совершенно нагая, она лежала на спине, раскинув в стороны руки и ноги в форме пятиконечной звезды. Но это пустяк. Самое страшное заключалось в том, что вся левая сторона ее тела выглядела так, словно оплыла и растворилась. Притом не сплошной массой, а клетка за клеткой, будто фрагменты невероятно сложной мозаики разбирали. Как если бы некая сила пыталась заставить плоть сотворить то, что ей в принципе было несвойственно — перейти из твердого состояния в жидкое, — а потом взяла и бросила все на середине.
— Есть идеи?
Я боялась, что голосовые связки подведут, но вышло вполне уверенно:
— Пока не осмотрюсь как следует, ничего не могу сказать. — И это было наиболее близкое к правде из того, что я могла сказать. Сознание переключилось в режим, когда все постороннее вытеснилось на задний план, а перед глазами осталась лишь жертва и ее страшная смерть. Сама комната, блюстители и даже Бинди будто испарились. Меня тоже не осталось. В физическом смысле. Только абстрактное «Я», внимательное и чуткое, способное улавливать и собирать то, что, как правило, скрыто от обычных глаз. Именно поэтому таких, как я и называют Чтецами.
Когда-то нас было много, и обращались с нами не как с сумасшедшими клоунами, но принимали всерьез. Лейров я не застала, потому не могу сказать, насколько почитали Чтецов в те времена. Однако покуда в этом мире еще существовали Тени, моя профессия не выглядела устаревшим пережитком и дешевым фокусничеством. Риомм всегда боялся и ненавидел лейров, а потому вкладывал неимоверные усилия в возможности защититься от них. Появление Чтецов, в каком-то смысле, служило одним из проявлений этой паранойи. Отряд обладающих сверхвосприятием разумников, нарочно выдрессированный для охоты. Никто в здравом уме не назвал бы нас сверхсолдатами, а потому само собой, что прямым поиском лейров мы никогда не занимались. Но на Чтецах лежала обязанность принимать участие в расследовании особо тяжких преступлений и выяснять, не замешаны ли здесь каким-нибудь образом злокозненные Тени. Поначалу это казалось чем-то действительно интересным, захватывающим даже, однако со временем переросло в рутину, а позже и вовсе стало походить на очень плохую шутку. Потому что все чаще и чаще Чтецов стали привлекать не ради серьезного дела, а просто для галочки в отчете. Платили копейки. И если раньше это хоть как-то компенсировалось уважением со стороны блюстителей и граждан, то теперь даже это приходилось отстаивать. Часто буквально. И все же даже после того, как Тени канули в лету, на планете океанов и дождей время от времени случались всякие странности, вещи, которые простой логикой объяснить невозможно, и тогда на помощь всегда вызывали мне подобных.
— К ночи хоть управится? — Я этого не слышала. Ну, или не в том смысле, какой принято вкладывать в это слово. Сам вопрос и интонация, вложенная в него, попали под луч моего внимания случайно.
— Заткнитесь и не мешайте! — И это тоже была не я. Шеф Бинди, храни Океан его чешую всегда такой блестящей, случалось, тоже вел себя, как последний засранец, но унижать меня никому не позволял.
Отсыпав ему мысленной благодарности, я продолжила погружение в мир, укрытый от глаз большинства разумников. Трудно подобрать точное описание тому, с чем сроднился настолько, что временами с трудом улавливаешь разницу между реальностью и тем, что можно назвать ее изнанкой, но я все же попытаюсь. Подкладка мира, где некогда обитали Тени. Невидимая, неосязаемая, таинственная и до ужаса притягательная. Особенно для тех, кто мог только смотреть. Царство кошмаров, сокрытое туманной завесой, во всем идентичное яви, и все же невообразимо от нее отличное. Путаный лабиринт, в котором очень легко заблудиться. Лес, сотканный из сумрачных клубов. И холст, на котором незримые для простого глаза следы всегда проявляются.
Именно их я искала.
Со стороны комната выглядела почти так же, как и в реальности: тесная клетка из четырех стен и голограмма пейзажа вместо окна. Но имелось несколько существенных отличий. Сами контуры стен, их фактура и цвет казались неестественно зыбкими, похожими на набросок того, что существовало на самом деле — коснись и развеется, будто дурной сон.
Мне не хотелось ничего касаться. Только смотреть. И когда взгляд соскользнул к несчастной жертве, я поняла, что все дурные предчувствия, терзавшие меня этим днем, оправдались. Я видела ее силуэт — точно такой же набросок, как и комната, — но там, где заканчивались границы чудовищных увечий, нанесенных бедняжке неведомой рукой, в изнанке недостающие части тела проявлялись в полной мере. И не карандашными штрихами, а вполне конкретной плотью, только чудовищно искаженной и изувеченной. Будто застрявшей при переходе в иную
