вместо футона, а также стола с установленным на нем персональным компьютером. Вычислительные машины лишь набирают популярность, но пока являются редкостью.
В зеркале отображается высокий молодой японец пятнадцати лет. Мне дают больше. Симметричные черты лица, черные волосы, черные глаза. В удовлетворительной форме. Окружающие склонны всё преувеличивать в отношение меня. Считают, что выгляжу чуть ли не на двадцать («это из-за твоей строгости!» © мать), что красив, что накачан как профессиональный спортсмен.
Глупости.
Надев спортивную форму, выхожу из дома. Он у нас неприлично большой, если верить пересудам соседей, но по мне — так идеален для семьи в пять человек. Большая спальня у родителей, по комнате у детей, небольшая студия матери, гостевая, еще одна комната, из которой хотели сделать вторую гостевую спальню, но я настоял на том, чтобы там был спортзал. Гараж на первом этаже для отцовской «Тойоты»? Ну, нестандартная для Японии планировка. Поэтому мой взгляд на этот дом и упал в первую очередь.
Однако, по местным меркам, нормам, традициям и правилам — такой большой дом не может и не должен быть у кого-то негромкого. Иначе подозрительно, чем они там занимаются? А вдруг наркоторговцы? Якудза?
Моей семье всегда было плевать на чужое мнение.
«Моя семья». Очень странное словосочетание. В первой жизни у меня не было семьи. Была лишь липкая холодная грязь, из которой меня, трехлетнего, достала рука работорговца. Горечь дешевых лекарств, свист плети, лязг кандалов. Кто-то назовёт это адом, но это будет почти рай, потому что в итоге меня купит волшебник… который тоже понятия не будет иметь, как обращаться с детьми.
Добежав до парка, начинаю упражняться на турниках. Сегодня я здесь один, это исключение. Мой подарок семье по случаю первого апреля, дал им возможность поспать подольше.
Сегодня в парке я не один, неподалеку, возле фонтана, дерутся двое мужчин. Один одет в популярную среди маргиналов ношенную джинсу, он велик и мускулист, щеголяет короткой густой бородой и мощными надбровными дугами. Второй — типичнейший для Токио худощавый «сараримэн» в черном деловом костюме и белой рубашке. Офисный работник, один из трудолюбивых дронов какой-нибудь корпорации. Тем не менее, этот доходяга наступает на своего звероватого противника, размашисто атакуя его ногами. Тот, прикрывая правый бок, отступает, пытаясь подловить драчливого офисного раба на контратаку.
Брезгливо вычеркиваю их из поля внимания. Это не драка, это сражение.
Клоуны.
Этот мир чудесен. Человечество, полностью лишенное такого проклятия как магия, развилось в гармоничную безопасную цивилизацию. Они возвели массовые конфликты на уровень, где те начали грозить взаимным уничтожением. Искусство, наука, техника, всё это шагает в будущее семимильными шагами, обещая немыслимые высоты развития, но люди? Что люди?
Они делают модой «боевые искусства». Некоторые, причем сейчас я говорю даже о своих родственниках, тренируются всю жизнь ради умения избивать другого человека голыми руками и ногами, а также держать удар. Не убить, не победить, даже не нейтрализовать — а именно «сражаться».
Обезьянам было бы за них стыдно.
Раньше, в той жизни, я бы даже не поверил в существование того, кто стал бы тратить жизнь на тренировку неэффективного боя. Уметь сунуть меч в печень — вопрос одной секунды действия и недели занятий.
Закончив тренировку, убегаю домой. Драчуны, уже взмыленные и уставшие, продолжают свой нелепый танец, лишь бросив на меня пару взглядов. Видимо, удивлены такой реакцией, всё-таки физиономии у обоих порядком окровавлены, что по местным меркам страх и ужас какое преступление. Еще бы, двадцать минут мутузить друг друга.
…от них бы отказалась даже макака.
В прошлой жизни, я был волшебником, магом. Без преувеличения и хвастовства мог назвать себя величайшим магом в истории того мира. Моей воле подчинялись стихии, по моему зову приходили демоны, а с небес я призывал метеориты, если это было нужно или просто хотелось. Я угрожал богам и те подчинялись моим угрозам. Весь, без исключения, мир был в полной моей власти.
Меня звали Узурпатором Эфира.
Пафосно? Все выше сказанное — сильное преуменьшение. Это было, и это прошло. Всё проходит.
Теперь, перелетев бескрайнюю Пустоту и заняв тело умершего в утробе матери младенца, истратив последние искры эфира на оздоровление его тела, я — обычный смертный. Совершенно заурядный и полностью бессильный, простая особь с жизненным сроком в семьдесят-девяносто лет. Полное ничтожество по сравнению с тем, кем был раньше, но меня это не пугает и не печалит.
Я этого и желал. Моя воля и власть над эфиром остались прежними, просто этой энергии, способной трансформироваться в нужное чудо, действо и материю, на этой планете нет. Поэтому я теперь лишь простой человек, старающийся успеть за свой ничтожный срок сделать как можно больше из запланированного. Те, кто прожигают жизнь зря, — вызывают у меня лишь презрение.
Войдя в дом, я услышал, как на кухне кто-то активно хозяйничает. Ну кто же это может быть, кроме миниатюрной черноволосой женщины, которая в свои тридцать четыре выглядит едва ли на двадцать? Если бы только она еще и вела себя хотя бы на двадцать лет.
— Ока-сан… — стоя в дверном проёме, добавляю в голос немного стандартного упрёка.
Женщина, увлеченно собирающая коробочки бенто, придушенно взвизгивает, подпрыгивая на месте, а затем, слегка трясясь, поворачивается ко мне. Её глаза широко раскрыты в испуге, палочки она, конечно же, уже уронила на пол. Полуоткрытый рот быстро искажается в жалкой улыбке.
— Кира-чан… — лепечет она, — А я вам бенто… готовлю…
— Сегодня первое апреля, ока-сан. Нам не понадобится бенто.
— Ой… — мать семьи Кирью в замешательстве. Картина, что мы видим ежедневно.
Первое апреля начинается учебный год в Японии. Сегодня у меня, Эны и Такао неполный учебный день, бенто не пригодятся.
— Ну как же так… — расстраивается Ацуко Кирью. Её нижняя губа слегка дрожит.
— Значит, это будет завтрак, — обрекаю я почти готовые коробочки на съедение, ставя одну из них перед собой, — Итадакимас!
Пожав плечиками, мама хватает другую коробку и садится напротив меня. В воздухе мелькают палочки, а она детски улыбается мне с набитым ртом.
Мученически вздыхаю.
С одной стороны, мне невероятно повезло. Мои родители, Харуо и Ацуко Кирью, являются парочкой самых инфантильных японцев на всем архипелаге. А может, и за всю историю нации. Они чудовищно легкомысленны, невероятно доверчивы, совершенно неорганизованны и катастрофически влюблены друг в друга. Каким образом они зарабатывают хоть какие-то деньги или, хотя бы, переходят дорогу на нужный свет? Это загадка даже для меня. Как мы выжили и дожили до
