я впервые почти в открытую решилась представить свои картины. Это было так страшно… но Марат пытался быть рядом, и мне казалось, что у нас наконец-то хоть что-то изменится. Но нет, умер отец, и хотя мама врала, но младший брат обмолвился, что тот скончался в квартире его содержанки. Марат же помог организовать всё, утряс здесь дела и… уехал. Снова.
Без слов, без предупреждения, в день, когда я посмела снять траур.
Уже пару часов он дома — пока я всё там доготовила и отмыла, он так и не выходил. Может быть, даже спит. Не знаю.
Вспоминаю мамины слова по поводу ребенка, развода и прочего. И думаю, что наш “брак”… нет, я давно не питаю таких иллюзий, что наше… сожительство… когда-нибудь точно подойдёт к концу. А мне это не нравится.
Я готова на всё, лишь бы продолжать свою такую тихую и спокойную жизнь, я готова молчать и казаться несуществующей, я готова жить одна годами, но если же он… решится? Разведется. Что его со мной держит? Зачем ему наш штамп? Это так глупо.
Чувствую, как сердце бьётся внутри часто-часто. Всё-таки делаю шаг к его спальне. Стучу тихонько и уже радуюсь, подумав, что Марат не услышал. Почти успеваю шагнуть назад и развернуться, но вздрагиваю, когда он открывает дверь…
Ну что за провидение!
— М, — осекаюсь и отвожу взгляд наконец, перестав разглядывать его очерченный торс и эту дорожку от пупка к линии шаровар.
Он сцепляет руки под грудью и ждёт.
— С приездом, — произношу, зажмурившись.
— Аха, благодарю.
Неловкость затягивается. Выдохнув, поднимаю взгляд к его лицу и встречаюсь с прищуром. Он словно изучал меня всё это время. Ну ещё бы — я за все эти года беспокоила его сколько раз? На пальцах можно пересчитать.
— Мне… — сжимаю кулачки, — нужно с тобой поговорить.
Марат кивает и проходит обратно в комнату, в которую по нормам моей семьи я могла бы заходить только лишь для уборки или для… того, за чем и захожу.
— Я тоже думал с тобой поговорить. Но, сама понимаешь, — кивает на помятые простыни, — после перелёта хотел сперва отдохнуть.
— А, — переплетаю пальцы рук, избегая его взгляда. Ну да, будто смотреть на его постель лучше, — я… могу потом… подойти.
— Да не стоит. Говори, раз пришла.
Марат отходит к кровати, садится, закидывая одну ногу, и указывает мне на огромное кресло напротив. То как раз рядом с небольшой библиотекой, в которой я и протираю полки чуть ли не по расписанию. Сажусь в него тихонечко, но всё-таки решаю закинуть ноги, спрятанные под полами платья. Вижу на его лице едва скользнувшую улыбку, но не придаю ей значения.
Мой муж красив, силен и властен. Он в общем-то идеальная кандидатура, чего не скажешь обо мне. Поэтому начинать этот разговор явно нужно как-то не так, может быть, стоило дождаться ночи и найти в шкафчиках бельё покрасивее. Потому как жене можно быть красивой перед своим мужем. Но ни перед кем больше, я чту это, так что красивой была лишь в собственном отражении. Как это неловко.
— Марат, мы… ты хочешь раз… — на выдохе, — развода?
Он хмурит брови и, хмыкнув, запускает пятерню в волосы, словно выискивает причину моей инициативы.
— Нет. А ты захотела со мной развестись?
Мотаю головой. Уж чего, а уйти обратно в родительский дом, от которого у меня мурашки до сих пор, я точно не хочу.
Чувствую, как в пальцах начинает покалывать, да и он ещё спрашивает:
— Тогда почему ты заговорила об этом? Что-то не так?
Да ещё бы!
— Да, я хочу, чтобы ты… — перехожу на шепот, — сделал… ребенка… мне.
Который удержал бы его и спас бы меня? Такое себе заявление.
Но он всё-таки расслышал.
И сейчас, приподняв одну бровь, шумно выдыхает и почти позволяет себе рассмеяться. Мне хочется его одёрнуть, но я, конечно, молчу.
— Так, я, — прикусывает губу, хмыкнув вновь, — правильно тебя понял?
Я киваю, а он задумывается.
— Ого, ну хорошо. Я подумаю об этом.
— Нет, — почти кротко перечу я, — сегодня… пожалуйста.
Иначе кто знает, когда он опять исчезнет и с какими мыслями приедет в следующий раз.
3 пёрышко
Я смогу на это решиться?
Плохо удерживать ребенком. Даже то, что мы муж и жена уже столько лет, не даёт и не давало мне права на это. Но я… я хочу что-то для него значить? Или для себя самой? Иметь под сердцем свою частичку… и его, конечно. Мне не нужно, чтобы он жил с нами, я и сама прекрасно справляюсь. Всё будет так, как есть. Я воспитаю его сына или дочку, а он будет папой, появляющимся раз в год на месяц. Что в этом плохого? Все интересы учтены. Он придерживается своей линии жизни, а я своей. Мне нравится!
И по сравнению с моим детством такая альтернатива просто прекрасна. Да и Марат никогда никого ни к чему не заставит. Он другой, не как мой отец. Совсем другой. И едва ли ради собственной выгоды он познакомит свою почти восьмилетнюю дочку с двенадцатилетним мальчиком, сказав при этом ей: “это Марат, на других не смотри, а то убью”.
Итак, он дал согласие. Я вылетела из его комнаты тут же, пробормотав что-то про сегодняшнюю ночь, и как же это… тревожно!
Вбегаю к себе, закрываю за собой дверь, будто он пойдёт следом. Спотыкаюсь о ковёр, но всё-таки дохожу до того самого шкафчика с нижним бельём. Долго копаюсь, раздумывая, на что решиться. Я не знаю, что ему бы понравилось. Спрашивать об этом? Даже если это всего один раз вместе…
Выбираю самое несвойственное мне, самое неожиданное — алый комплект с портупеей, я увидела его недавно в торговом центре, когда ходила покупать в соседнем салоне новые кисти. Просто не смогла пройти мимо, не понимая, зачем такой развратной красоте таиться в моих ящиках. Ну что ж, возможно, пригодится.
Ухожу в свою ванную и долго привожу себя в порядок, наношу масочки, крема, масла, скрабы. Мне хочется быть красивой… возбуждающей, как во всех этих книгах и фильмах с цензом, которые мне всегда запрещалось читать и смотреть. Но я “давно взрослая девочка” и слишком долго живу одна.
Вычищаю кожу, пытаясь очистить разум, повторяющий, что всё это плохая идея и так в нормальных семьях точно не делается.
Но мы не семья. И уж точно не “Нормальные”.
Выхожу к себе, сушу волосы феном и бросаю ещё один взгляд на
