всей его дальнейшей карьеры сослужило ему немалую службу.
Интересные факты рассказывал по этому поводу покойный. В особенности пригодилось ему это умение переодеваться и играть роли при раскрытии знаменитой в свое время фабрикации фальшивых ассигнаций в Богородском уезде Московской губ., организованной в широких размерах братьями Пуговкиными. И. Д. приходилось здесь играть роль дьякона, якобы высланного из Москвы на послушание... Дело удалось раскрыть блестяще. Оказалось, что подделка кредиток была доведена до совершенства и сбывалось их не менее полумиллиона ежегодно. Обвиняемые пригласили лучших адвокатов своего времени, и защита велась блестяще. Но Путилину удалось найти и блестящих в своем роде свидетелей. Так, один из них на вопрос председателя: «Что вам известно по делу Пуговкиных?» — ответил:
— Ничего не известно.
— Ну, а чем занимались братья Пуговкины? — спрашивают его.
— Чем?.. Известно чем, — был ответ, — деньги делали!.. Это всякий мальчонка знал.
Этот простой, но искренний ответ произвел свое впечатление на присяжных, и все красноречие адвоката не могло его изгладить. Пуговкины пошли на каторгу.
Следует отметить еще одно замечательное наблюдение, вынесенное И. Д. из своей многолетней практики. Самых закоренелых преступников и страшных убийц он всегда допрашивал в своем кабинете с глазу на глаз. И не было случая, чтобы кто-либо когда-нибудь поднял на него руку или даже оскорбил его словом.
Сам покойный объяснял это так:
— У меня никогда не было готовой формулы для допроса. Я никогда не старался запутать преступника, поймать его в противоречиях и тем озлобить. Наоборот, я беседовал с ним, как с хорошим знакомым даже, и старался ему внушить, что он не изверг, не злодей, а несчастный человек, достойный всякого сострадания... Редко когда не удавалось при этом добиться полного сознания... Правильнее сказать даже, что после ряда бесед выходило всегда так, что преступник открывал мне, как говорится, всю душу...
Это гуманное отношение к преступникам, как это ни странно, создавало И. Д. «приятелей» в этом своеобразном мире. И частенько, отправляясь в тюрьму по тем или иным делам, Путилин находил здесь старых знакомых арестантов, которые расспрашивали об обстоятельствах дела и... по секрету давали ему весьма ценные указания и советы...
В 1889 году закончилась почти сорокалетняя полицейская служба Ив. Дм., удалившегося по болезни окончательно в отставку с чином тайного советника. Надо заметить, что в промежуток с 1866 по 1889 год он три раза покидал пост начальника сыскной полиции, но на самое незначительное время. По восстановлении здоровья он немедленно призывался опять на свое место, и это, между прочим, может служить тоже немалым доказательством, насколько Ив. Дм. был ценим.
По выходе в отставку Путилин поселился в своей усадьбе на реке Волхове в Новоладожском уезде. Здесь на свободе у него созрела мысль разработать и издать в виде записок накопившийся у него за долголетнюю службу интереснейший материал по всякого рода уголовной хронике России. Нечего и говорить, насколько были бы интересны подобные записки, доведенные до конца непосредственно самим Ив. Дм. Он уже и принялся было за них. Привел в порядок многие бумаги, набросал план и распорядок записок, принялся за их детальную разработку.
Но как раз в то время, когда он желал приступить к печатанию своих записок, смерть неслышно подкралась к нему и унесла его в могилу. 18 ноября 1893 года в 7 часов вечера Ив. Дм. умер у себя в деревне от инфлюэнцы, осложненной острым отеком легких, как определил причину его смерти местный земский врач.
Так окончилась жизнь этого бесспорно замечательного в своем роде служилого русского человека. К сказанному остается только прибавить, что после покойного не осталось никакого состояния...
При жизни, с помощью жалованья и пенсии, он еще всячески изворачивался и мечтал даже удержать за собой приобретенную с помощью всяких банковских комбинаций и займов усадьбу. Но с его смертью рухнуло все. И движимое, и недвижимое пошло «с молотка» для расчета с кредиторами...
В руках наследников остались только отцовские записки да груды всяких интересных материалов. Этим единственным наследством они теперь, при посредстве издателя И. А. Сафонова, намерены поделиться с публикой.
Многие у нас с некоторым предубеждением относятся к «полицейской» карьере. Быть может, у них есть к тому и некоторые основания. Но во всяком случае надеемся, что приводимые ниже «записки» докажут еще раз ту старую истину, что талантливый и честный человек всюду может быть полезен для своей родины и что не место красит человека, а наоборот...
1908 г.
РАССКАЗЫ
УБИВЕЦ
В 187* году, поздней осенью, в Управление сыскной полиции явился неизвестный человек, прося дать ему свидание с начальником.
В это время я был чем-то особенно занят и мне было не до приемов. Но дежурный агент снова доложил, что явившийся желает видеть лично меня по какому-то очень важному делу, что он хочет сообщить о каком-то весьма важном убийстве, знает все дело, знает убийцу, чуть ли не был при этом сам...
Надо было принять.
Ко мне вышел, держа руки в карманах, ражий детина лет 25—30, высокий худощавый брюнет.
— Разве сегодня холодно, что у вас руки озябли? — спросил я.
— Так точно-с! — был ответ.
— Отчего же вы не носите перчаток?
— Не привыкли-с.
Видя, что незнакомец не понимает, к чему клонится речь, я переменил разговор.
— Что у вас там в кармане? Принесли что-нибудь? Так вынимайте и показывайте!
Мой посетитель молча вынул довольно большое чугунное кольцо и положил его предо мной на стол.
— Это что? — спросил я раздраженно. — И вообще, что вам от меня нужно?
Парень выпрямился и принял грустный вид.
— По убивству, ваше превосходительство. Убивец я, и прошу сослать меня на каторгу!
Эта явка с повинной показалась мне сразу странной и неестественной.
— Ну-ка, расскажи, в чем дело...
— Я убил свою невесту, ваше превосходительство. Полюбил я одну девушку и хотел на ней, значит, жениться. Выправил бумаги; к свадьбе заминки никакой. Зову Машу к венцу, а она мне вдруг взяла да и отказала. «Очухайся ты, — говорит, — пьяная рожа. Проснись, бесстыжие твои глаза. Семь лет ты собираешься жениться, а женился ли?» Подкатила тут злоба мне под самое сердце, я и решил ее убить. Позвал ее гулять. Она пошла. Я захватил с собой это самое кольцо. Шли мы по Фонтанке, завел я ее к портомойне за Цепным мостом, кругом ни души, да и поздно. Тут
