ПАТРИОТОМ. Он понимал, что всё, что делает государство, делается для блага большинства, забирая у меньшинства. Так было, есть и будет всегда, чтобы не говорили ЛЮБЫЕ философы и просто граждане. Но до этого майор считал, что государство своих не кидает, не предаёт и, если надо, вступится, потому что если не кормить и не заботится о СВОИХ волкодавах, то придут волки и всех съедят. Во всяком случае, государство заботится о таких, как он, служаках: честных, неподкупных и результативных. Ведь если не кормить волкодава, он может и кинуться, да и кто будет рвать волков? Поэтому завтра Риз Гов начнёт искать ответы, а это приведёт к тому, что его вера и преданность изменятся почти наверняка, но игрушки, лежащие в комнате Ярика на прежних местах все эти годы, требовали идти до конца. Да и не было никаких якорей, кроме семьи и сына, у идеального убийцы.
Патриотизм? Это блюдо для молодых. Профессионалы предпочитали слову «Родина» слово «Государство». Это почти то же самое, только есть осознание, что если тебя кидают, то ДЛЯ государства. Только Рив Гош не мог простить смерть сына. НЕ МОГ! Этого кто-то не учёл, поэтому послушный зверь, стал непослушным. Тем более, что впервые после того, как умерли жена и сын, майор ОЧЕНЬ хотел найти ответы и получил личную цель. Он хотел узнать, ПОЧЕМУ его кинули, а главное, какова цена жизни его сына?
А искать и находить он умел. Чуть хуже, чем убивать и наказывать, но тоже умел! Ведь его учила Великая империя!
— Я найду их, Ярик, а потом убью всех. Вне зависимости от званий и заслуг. Столько, сколько успею. Живые будут завидовать мёртвым, я обещаю. Не для мести сделаю. Это всё равно ничего не изменит. Для справедливости, — спокойная и усталая ярость звучала в голосе немолодого мужчины. Этот голос приводил к смертельному ужасу людей на многих континентах. Если бы виновные в его горе услышали его! Но он говорил с городом, которому было плевать на всё горе мира. — Просто они все заплатят! Я обещаю!
Глава 1. Эксперименты над человечностью
Если отдельная личность совершает преступление — причём, любое, — это плохо. Истина. Если совершает преступление государственный служащий, всё зависит от тех, кто у власти, чтобы объявить участвующих либо чудовищами, либо героями. Тоже истина. Если совершает преступление государство — всё зависит от того, сильное ли государство, победило ли оно врага, кто у власти в данный момент в государстве. Короче, государство может быть и героем, а может быть и сволочью. Тоже истина.
Объект 312. Так его называли все те дяди и тёти в белых халатах, что занимались с ним. А папа с мамой звали его Яричек, Ярик и Ярослав, когда он баловался — Злюкой, а ещё ёжик, рыбка, сладкий. Теперь ему было постоянно страшно. Ярослав помнил тот день, когда попал к ним, к злым. В этот день вся их семья, с мамой и папой, приехали в парк, катались на каруселях и ели сладкую вату. А ещё играли в Игру. Это особенная игра. Только их с Папой. Папа подбрасывал Ярика очень высоко. Ярославу было так ужасно и сладко-страшно, что даже всё внутри замирало. Пока Ярик летел верх, а потом вниз, чтобы его подхватил Папа, была только одна мысль — ПАПА!! Ярослав громко визжал и смеялся! А мама говорила: — Тише, тише, уронишь ёжика! А папа кричал: — Никогда тебя не уроню, пока я жив! Ты летишь как птица! — кричал папа. Было так весело! Потом удар и дальше ничего. Когда Ярослав пришёл в себя, то рядом не было ни Папы, ни Мамы, только боль. Дальше были дяди и тёти. А ещё боль. Вначале болело и горело всё тело. Ярик плакал и кричал. Ему что-то кололи, и Ярик проваливался в темноту. Однажды в темноте Ярик разделился. Когда прошла темнота, боль не пришла, а мальчик ощутил себя за стеклянной стеной, смотрящим на самого себя. Перед Яриком был другой он. Ярик видел, что ему больно, плохо, тоскливо, но тот другой Ярик даже не морщился! Всё страшное он поглощал, как будто был огромной ямой. Боль, злость, гнев, радость, улыбки, смех. Яма и другой Ярик съедали это всё. Правда, все чувства Ярик-первый перестал чувствовать, отдав на откуп Ярославу за стеной. Что только не делали с ним врачи! Это те дяди и тёти в халатах. Кто-то назвал их так — врачи, а Ярик запомнил. Потом Ярослав увидел, что боль прошла, и ему хотелось уже выйти из-за стены ко второму Я, но его куда-то перевезли. И боль вернулась, и её стало больше. Да, Ярослав не чувствовал боль сам, но видел, что второй Ярик корчился, плакал, кричал и звал маму! Причём, всё это происходило в тишине, потому что второго Ярика никто не слышал, кроме первого Ярика. У второго Ярика всегда было спокойствие сфинкса на лице, чтобы с ним не происходило, даже когда он корчился от боли. Ещё второй Ярослав звал какого-то папу, когда боль была запредельной. Кто это, Ярик не помнил. Ему не было плохо, но ему было —…плохо. Какие только эксперименты не ставили на нём, трудно представить. Его резали, кололи препаратами, от которых второму «я» становилось очень плохо, облучали какими-то аппаратами, подвергали голоду, шуму, холоду и жаре. Второй Ярик не реагировал на это, но первый знал, что ему плохо. Потом ему сделали операцию, и через пару дней у него за стеклом появилась АСя. Она была похожа на голос из пустоты. Голос поначалу был безликим, но потом стал женским и тёплым, внушающим доверие. Потом АСя стала тенью, которую он мог видеть. Сначала Ярик плохо понимал нейросеть, но потом он стал играть с АСей и многое узнал. Что АСя — это нейросеть асинхронная многоядерная или просто АСя. Второй Ярик мог есть, спать, лежать, что-то делать, а первый не спал никогда, поэтому они всё время играли. В учёбу, в сражения, в производство и во многое другое. АСя объяснила ему, что по эмоциям он остался в пятилетнем возрасте, но даже эти эмоции кастрированы. Но учёба могла сделать так, что всё наладится, и Ярослав соединится со вторым Ярославом. Правда, эмоции Ярика всё равно будут немного не такими, как у всех. Так продолжалось много лет. Их перевозили с одного места на другое. Второй Ярик, когда спал, стал транслировать ему эмоции. Поначалу это было жутко — ведь там были
