я её дочь и что я должна прийти домой? Она не подумала, как я буду после этого жить? Как буду закрывать глаза и видеть её голой, висящую на люстре и её опухшую морду? Специально накрасилась, ногти сделала. Смотрите, какая я клоун. А потом повесилась.
На глазах девушки выступили злые слёзы, и охранник испугался, что сейчас начнётся истерика.
– Софья Андреевна, пойдёмте. Нас ждут.
– Ага, ждут. Припёрлись попрощаться с «новопреставленной рабой Божьей», не терпится им залиться коньячком на поминках и нажраться на халяву, хотя у самих дома золотой унитаз стоит.
– И всё-таки не стоит так, Софья Андреевна. Это друзья и коллеги вашего отца и вашей матери, которые искренне пришли посочувствовать вашему горю. Потому пойдёмте.
Охранник всё-таки приобнял девушку за плечи и твёрдой рукой заставил идти прочь от могилы в сторону выхода с кладбища. Девушка позволила себя вести, но всё-таки бросила последний взгляд в сторону могилы и со всей искренностью, на которую была способна, прошептала:
– Тварь, тварь. Ненавижу тебя. Не хочу, ничего не хочу. Тебя чтобы не было, меня, вообще ничего. Всех вас ненавижу. Пусть меня никогда бы здесь не было, чем вот так. Никогда!
Тот, кто когда-то был человеком – а затем позволил сделать из себя Пустого, сосуд для хранения тонкой стороны мира, в этот миг медленным шаркающим шагом брёл по улице, огибавшей Старое Восточное кладбище. Ему было плохо. То есть раньше ему было хорошо, взамен пустякового согласия непонятно на что и обязательства служить Хозяину он стал быстрее, сильнее. И до того как стать Пустым он любил делать другим больно, а после ритуала это стало делать ещё приятнее. Да и Хозяин одобрял, так и говорил – чужие страх и боль дают мощь тем, кто умеет их применять. И ему было хорошо… Но потом, прошлой осенью, вдруг стало плохо. Сначала Хозяин пропал и больше не отзывался, а дальше Пустой понял, что его хотят убить – хотят те же люди, кто виноваты в пропаже Хозяина. Пустой испугался, спрятался… отныне его жизнь стала адом. Теперь неделю-другую ему было хорошо, он ловил и избивал случайных ночных прохожих, издевался над соседями. А дальше, хотя Пустой про это не знал, срабатывал предохранитель. Защита сливала неиспользованную энергию тонкой стороны, которую Пустой собирал страхом и чужой болью. В день «разгрузки» наступала страшная ломка, от которой хотелось выцарапать себе внутренности. Затем приходило похмелье, и месяц-другой он еле-еле мог заставить себя прийти на работу, где приходилось терпеть издевательства и насмешки от других таких же полубомжеватых трудяг за миску еды и стакан водки. Слабость проходила, цикл начинался по новой…
И неожиданно всё изменилось! Шаркая мимо деревьев, закрывавших ограду кладбища от улицы, Пустой неожиданно ощутил приказ. Сильный, почти такой же мощный как от Хозяина! Пустой аж подпрыгнул на месте, не понимая разумом, но ощущая душой, как отключаются внутри все предохраняющие клапаны. Он всё наконец-то понял! Он наконец-то обрёл смысл своего существования! Теперь всё будет подчинено одной единственной и главной цели, ради чего и создавался Пустой. Нет, он должен быть не просто батарейкой для Хозяина, это второстепенная задача. Главное теперь – это накопить побольше тонкой энергии, а потом лопнуть и создать Тень, которая исполнит приказ и желание Хозяина!
Глава 1
В ресторан Софья зашла последней вместе с отцом, и была ему благодарна, что он разрешил ей не садиться рядом с ним во главе стола, а занять место в самом незаметном углу. Никто не обратил внимания, все взгляды были устремлены на вдовца, а сами поминки чем дальше тем больше напоминали банкет после какого-то официального мероприятия. По крайней мере, несмотря на звучавшие время от времени поминальные слова о покойной, не ощущалось даже толики печали или хотя бы капли грусти. Да и Софья ощущала внутри себя не боль утраты, а глухую тоску и равнодушие. Стоило посмотреть на бабушку, сидевшую за столом ближе к середине зала, недовольно зыркающую в сторону зятя и что-то нашёптывающей на ухо своей старшей дочери, Сониной тётки, как ощущение фальшивости происходящего сразу усиливалось. Обе сидели со скорбно поджатыми губами, что, впрочем, не мешало им активно общаться и наверняка перемывать кости Медянскому-старшему. Бабушка свадьбу младшей дочери не одобряла ни тогда, ни сейчас, о чём не стеснялась сообщать в том числе и внучке, пусть Софью и любила. Вроде бы.
Тем временем гости сказали все обязательные соболезнования родственникам и приличествующие случаю слова о покойнице. Кое у кого получилось «напоминаться» аж до такого состояния, когда процесс становится важнее и уже плевать на причину сборища. Официанты унесли грязные тарелки, собравшиеся понемногу начали вставать из-за столов и разбиваться на группы, говорить о чём-то своём – сегодня присутствовало немало важных людей города, и не стоило упускать подвернувшийся случай.
– Сонечка, приказать отвезти тебя домой? – отец подошёл к столу как-то незаметно, девушка его заметила, только когда он взял её за руку и заговорил.
– А ты? – посмотрела она в глаза отцу. – Ты тоже домой поедешь?
– Нет. Извини, но мне буквально на пару часов надо заглянуть в офис.
– Работа! – девочка вырвала руку. – Снова твоя работа! Даже сейчас ты не можешь её оставить хотя бы на пару часов ради меня!
– Соня, не шуми. Не стоит сегодня привлекать лишнее внимание.
– Да ты что?! – повысила тон девушка. – На нашу славную семейку кто-то обратил внимание помимо дежурных съёмок из твоей газеты для очередной рекламы бизнеса? Вот ведь новость какая! Не новый ресторан твоей сети идём открывать, а папа с дочкой поссорились. Как в нормальной семье!
Андрей Викторович истерику пропустил мимо ушей, посмотрел на дочь как на маленького капризного ребёнка и повторил:
