хвастаться, но, эй, если ты хочешь заценить его твердые дюймы, то вперед.
Он заговорщически склоняет свою голову к моей и подзывает пальцем.
— Но предупреждаю сразу, если мужчина хочет похвастаться, то он, как правило, полон дерьма.
Ого. Он даже пахнет хорошо, сандаловое дерево с нотками чего-то еще.
— Ты только что понюхала меня? — шепчет он и я громко смеюсь. На этот раз без каких-либо усилий.
— Извини, я на детоксе. А ты… — я прикусила нижнюю губу. — Ну, ты как большой, старый добрый, соблазнительный кусок шоколадного торта.
На секунду он странно смотрит на меня. Может думает, что я сумасшедшая.
По крайней мере, мне так кажется.
Но если серьезно, кто я такая, чтобы гадать, о чем думает совершенно незнакомый человек?
Я опираюсь локтем на барную стойку и опускаю лицо на ладони.
— Кто ты такой?
— По твоим словам, я — кусок шоколадного торта, — бросает он с ехидным блеском в глазах. Боже правый, они мерцают. Это как неоновая вывеска, кричащая: «Держитесь подальше… Держитесь подальше, впереди одни неприятности», но уверена, что его тип неприятностей мне бы очень понравился.
И как у мотыльков, летящих на пламя, я думаю, что мои крылья вот-вот опалятся.
Сногсшибательная бомба в маленьком белом сарафане, мешает крошечной соломинкой ломтики красного перца в своем напитке, смотрит на меня яркими бирюзовыми глазами, в которых красиво сочетаются зеленый и голубой оттенки. Она проводит зубами по пухлым розовым губам, а затем медленно качает головой. Блестящие длинные светлые волосы волнами спадают вокруг ее лица. Густые и сверкающие, они скользят по ее голым плечам. Она выглядит так, будто ей место в рекламе шампуня. Или на моей кровати с волосами, намотанными на кулак.
— Я уже говорила, что люблю шоколадный торт? — пробормотала она, и я рассмеялся. — Я просто знаю, что он вреден для меня, поэтому я пытаюсь… — она с минуту что-то обдумывает, а потом улыбается. — Воздерживаться от тортов. Вообще от всех десертов… По крайней мере, на лето.
— Звучит как зря потраченное лето, — говорю я, хотя флиртовать с этой женщиной — последнее, что я должен делать.
Она медленно кивает.
— Думаю, ты прав.
Бармен с твердыми дюймами и стояком на блондинку возвращается в нашу сторону и стучит костяшками пальцев по стойке.
— Еда скоро будет, чувак. Извини за ожидание.
— Без проблем.
Я наблюдаю, как парень уходит, а затем оглядываюсь на секс-бомбу рядом со мной.
— Он твой парень?
Она проводит пальцем по соленому ободку своего бокала, а затем всасывает его между губ.
Блять… Не может быть, чтобы она не знала, что делает.
— Нет, — медленно говорит она. — Просто друг. Скорее, надоедливый младший брат, с которым я не совсем в родстве.
Должно быть, я состроил гримасу, потому что она улыбается и добавляет:
— Скажем так, моя семья большая и назойливая. И Мэддокс прочно вошел в категорию «семья».
— Приятно слышать.
Я опускаю взгляд на свой телефон и вижу текстовое уведомление от моей собственной назойливой семьи. Мы с братом, Аресом, подбросили чертову монету, чтобы решить, кто сегодня будет забирать ужин. Я проиграл. Хотя сейчас мне кажется, что выиграл.
АРЕС:
Чувак. Я, блять, умираю с голоду. Где ужин?
БЕЛЛАМИ:
Почему ты так драматизируешь? В холодильнике есть остатки китайской еды, если ты так голоден. Или ты можешь попробовать съесть кусочек фрукта или, не дай бог, овоща.
АРЕС:
Послушай, сестренка. Если ты не хочешь, чтобы я позвонил маме и рассказал ей о новом парне, с которым ты встречаешься, я бы оставил свое мнение при себе.
БЕЛЛАМИ:
Это было одно свидание. Как я и сказала. ДРАМАТИЧНО! Я всегда могу рассказать маме о крашеной блондинке, с которой ты был в бассейне на прошлой неделе. Ее стоны были почти такими же фальшивыми, как ее сиськи, Арес.
АРЕС:
Эти стоны были настоящими. Возьми свои слова обратно.
БЕЛЛАМИ:
Хватит обманывать себя.
КРОСС:
Думаешь, так чувствовал себя отец, когда вы оба ссорились?
АРЕС:
Скорее всего.
БЕЛЛАМИ:
Абсолютно. Как ты думаешь, почему мы оба теперь живем с тобой, а не с ним?
КРОСС:
Все еще жду еду. Не знаю сколько времени это займет. Может, лучше съесть китайскую
БЕЛЛАМИ:
Не торопись. Дети спят. А Арес выживет. Может, если мы перестанем кормить его после захода солнца, он перестанет превращаться в задницу. Что-то вроде противоположности гремлина[ii].
АРЕС:
Отвали. Я голоден.
БЕЛЛАМИ:
Ты всегда голоден.
КРОСС:
Господи Иисусе. Напомните мне, почему вы оба живете со мной?
БЕЛЛАМИ:
Потому что ты любишь меня.
АРЕС:
Потому что ты любишь, как я защищаю твою задницу на льду.
Я качаю головой и засовываю телефон обратно в карман, улыбаюсь, а затем поднимаю глаза на женщину, с любопытством смотрящую на меня. Она повернулась на своем барном стуле. Ее голые ноги скрещены, а тонкое белое хлопковое платье обтягивает идеальные кремовые бедра.
Ебаный ад.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю я, потому что чертовски уверен, что эта девушка молода. Не то чтобы у меня какой-то фетиш на молоденьких. Но я определенно взрослее ее на несколько лет.
Длинные черные ресницы целуют ее щеки, когда она делает еще один глоток, прежде чем поднять глаза на меня.
— Достаточно взрослая, чтобы мое удостоверение не было поддельным.
Блять… Мне нравится ее отношение. Уверенность в себе — это чертовски сексуально.
А уверенность в себе у этой женщины явно на высоте.
— Что именно написано в твоем удостоверении? — спрашиваю я в ответ.
Она вынимает соломинку из своего стакана и направляет ее на меня, как будто у нее в руках оружие.
— Ты говоришь, что твоя мама научила тебя хорошим манерам, но все равно спрашиваешь у леди, сколько ей лет.
Она цокнула.
— Стыдно. Держу пари, она бы на тебя за это накричала.
Соломинка возвращается в стакан, прежде чем она окидывает меня своим взглядом, обхватывает ее губами и сосет. Мой член оживает так, как не оживал уже несколько долбаных месяцев. В реальности, наверное, цифра ближе к нескольким годам. Такого не должно быть с этой девушкой.
— На этом удостоверении есть имя или я должен всю ночь называть тебя Золушкой? Ты оставишь мне свою туфельку, прежде чем запрыгнуть в свою тыкву?
Медленная, красивая улыбка расплывается по ее лицу.
— Я больше фанат Рапунцель. Но, думаю, и так сойдет. Хотя у Рапунцель был самый горячий принц.
Она внимательно оглядывает меня с ног до головы, и, если это возможно, ее улыбка становится еще более ослепительной.
— Кто-нибудь говорил тебе, что из тебя получился бы неплохой Флинн
