появится и желание посмотреть на ценности владельца.
Этого Эрих допустить не мог.
Оказавшись внутри, он аккуратно запер замки, отщелкивая их один за другим, будто наигрывая веселую мелодию. Задвинул внутренний засов. Подтвердил код сигнализации и снова активировал ее. Поставил чемоданчик на специальный стол в прихожей. Распаковал пакет и отставил в сторону. Не сейчас. Стоило поторопиться, счет пошел на часы, но Эрих всегда все делал старательно и последовательно.
Повесить шарф — ровно за середину. Затем плащ, тщательно расправив чуть влажный подол. Разуться, протереть ботинки влажной губкой, поставить на сушилку. Эрих наклонился и выровнял их положение. Носок к носку. Все должно быть идеально.
Носки и белье сразу в утилизатор. Перчатки из чемоданчика — туда же, прямо в пакете. Остальную одежду в стирку. Инструменты на дезинфекцию. Этим он займется позже.
Предстояло много подготовки, все вручную. Никакой «заботливой» электроники, вроде робота-дворецкого или робота-уборщика в его квартире не было. Никаких «умных домов», голосящих колонок, пополняющего через интернет запасы холодильника. С его работой, с его проектом, Эрих прекрасно осознавал: лучше сделать самому, чем загреметь в утилизатор по наводке пылесоса. С момента введения тотального контроля лишь дети еще верили, что телевизор вещает только в одну сторону.
Намылил руки и лицо. Сполоснулся под душем и скрупулезно обтерся полотенцем, безжалостно отправив его в утилизатор. Еще раз вытер стенки кабинки и лишь потом запустил процесс очистки. Распаковал и одел новую смену белья.
Домашний мягкий спортивный костюм пах свежестью и ополаскивателем. Босиком, борясь с предвкушением, мужчина прокрался по коридору, прислушался к тишине за одной дверью и направился к другой. Отпирая ее, он улыбался.
— Девочка моя…
Она сидела в глубоком кресле, притянув колени к груди. Закутанная в плед, словно гусеница в коконе. Голова наклонена влево, вместо лица — безразличная маска и только глаза, живые и цепкие, внимательно следили за его движениями.
Эриху нравилось думать, что она ждала его. Считала минуты, в раздражении кусала губы и, лишь стоило щелкнуть дверному замку, приняла безразличный вид. Он сдернул плед с обнаженного тела — теперь девушка вовсе выглядела жалко. Худая, бледная. Подстриженные неровными клоками, короткие волосы придавали ей сходство с бездомным котенком, которого потрепали дворовые псы.
Эрих подхватил легкое, как былинка, тельце и понес в душ. Тщательно намылил, миллиметр за миллиметром, словно впервые изучая каждый изгиб, промыл водой. Вдохнул аромат чистой кожи, коснулся губами розового соска, заглянул в глаза и… с величайшим сожалением прекратил ласки.
Тело куклы — всего лишь тело. Он может взять его, как делал уже не раз, но это не принесет ни удовольствия, ни пользы. И все же забота об этом теле вызывала в нем странную, необъяснимую палитру чувств. Словно в едино сплелись столь разные желания: беспокойство о ребенке, страсть к женщине, уход за лежачим больным. Одержимость любимой игрушкой.
Да, он был одержим, и осознавал это.
Когда, десять лет назад, Эрих искал среди неблагополучных детей будущий сосуд для чужих воспоминаний, он и подумать не мог, что удача сделает ему роскошный подарок. Двое, мальчик и девочка, близнецы с отклонениями работы мозга в области гиппокампа[1]. Сироты без семьи и документов. Идеальный материал для работы.
Тогда Эрих Сумире, молодой врач, блестящий специалист в области психиатрии и наркологии, научный сотрудник фармакологической компании и подумать не мог, что будет продавать людям исключительную услугу. Золотой товар.
Право на месть.
Гретель
Как-то раз Эрих сказал, что душа человека как мелодия. В одном бушуют мажорные гимны, другой идет по жизни чеканным шагом военного марша, ну а кто-то сидит на берегу ручья времени и насвистывает свой, тихий и лиричный мотив.
А если внутри — тишина? Не просто отсутствие звуков, нет, как тьма — не только лишь отсутствие света. Если тишина звучит и наполняет до краев… Кто я? Человек без души? Пустой сосуд? Сломанная заводная кукла?
Он ушел и закрыл дверь. Я знаю, он скоро вернется. Принесет чужой мозг, подключит гадкую машину, и… я перестану быть собой.
Но кто я?
Тишина свернулась в душе мягким кошачьим клубком и затихла. Разве плохо, когда тихо и темно? Я люблю это состояние — в нем спокойно и уютно. В нем не надо думать о непонятном, чувствовать странное. Переживать, мучиться, заживо грызть себя изнутри.
Пустота — и нет ни боли, ни страданий. Нет ничего, что заставило бы меня зажечь свет, встать с кресла, одеться, взять пистолет и пойти убивать…
[1] Область мозга, отвечающая за формирование эмоций и консолидации памяти (переходе кратковременной памяти в долговременную)
002 Глава первая
Ван Хэвен
— Черт! — Капля кетчупа застыла на футболке. Я попытался ее убрать, но лишь размазал и сделал хуже. Чертыхнулся беспомощно, затем отправил остатки гамбургера в рот, обтер пальцы салфеткой и снова попытался стереть красные разводы с футболки. Бесполезно. Ладно, хрен-то с ним. На черном не так заметно.
Все еще жуя, огляделся по сторонам, в поисках утилизатора. Обтер рот и бросил салфетку под ноги, делая вид, что уронил. Не поднимать же? Вечно голодные бродяжки подберут, утилизируют. Можно сказать, это мой вклад в благотворительность.
Где этот чертов доктор? Опять позвонил с какого-то левого номера и бросил трубку. Произнес лишь: «Д-Восемь». Конспиратор хренов!
Когда-то давно мы условно поделили этот район Сити на сектора, словно шахматное поле, и теперь встречу Док назначал на указанной «клетке». Приказал выучить наизусть и карту сразу же утилизировать. Ага, сча-аз! Не знаю, что творится в его лысой заумной башке, а в моей — такие сведения не задерживаются. Для них там просто нет места.
Э-эй, не потому, что вы подумали! Просто там много других, важных для дела вещей. Так что карта надежно хранится у меня в кабинете… где-то. Где-то на столе посреди завала, кажется… я видел там ее последний раз, если не переложил — мешалась.
Снова покрутил головой, помялся на месте, не зная куда себя пристроить и закурил, пряча сигарету в ладони от ближайшей камеры. Вообще-то стоило отойти подальше от людей — сигареты у меня обычные, табачные, из тех, что запретили в общественных местах, но если я скроюсь из вида — как меня найдет доктор? Патрулей не видно, так что три минуты случайные прохожие потерпят. Курили же раньше люди, даже в закрытых помещениях и ничего.
Эх, не повезло мне с временем рождения. Вот раньше было круто, да, а теперь? Сплошной контроль и штрафы, направо и налево. Так не ходи, так не смотри. Это не говори, будь лояльнее,
