судьбой? Смертью? Моя жизнь стоила сейчас не дороже пылинки на обочине дороги, если в обмен я мог вернуть ей жизнь.
— Да, — выдохнул я, и это слово очистило меня от боли, от страха, от отчаяния.
Я отдавал все, что у меня было, все, чем я был, ради нее.
Медленно, словно во сне, я опустил Алису на траву у обочины. Наклонился, вдохнул аромат ее волос, стараясь запомнить этот запах навсегда. Провел рукой по ее волосам, шепча слова, которые она уже не могла услышать. А потом, не оборачиваясь, подошел к девушке. Или ангелу. Не знаю, кто она, но, если есть хотя бы микроскопический шанс вернуть Алису к жизни — мне все равно, кто это сделает.
Она коснулась моего плеча. Ее прикосновение было неожиданно теплым, и мир вокруг нас задрожал, расплываясь в вихре красок и звуков. Я чувствовал, как меня затягивает в какую-то воронку, как в детстве на карусели, которая, казалось, не остановится никогда.
— Смотри! — раздался рядом голос девушки.
И тогда я увидел это. Прямо перед нами, словно на огромном экране, возникла та самая дорога, тот самый поворот. Я видел себя за рулем, слышал смех Алисы с заднего сиденья. Видел, как из-за поворота появляется фура…
— Нет! — застонал я, пытаясь закрыть лицо руками, но они словно налились свинцом. — Остановите это!
Но все повторилось. Удар. Скрежет металла. Крик Алисы, обрывающийся на полуслове. Только на этот раз я видел все со стороны. Видел, как машину крутит на дороге.
Мир вокруг задрожал, подчиняясь волшебству ангела. Время свернулось в тугой клубок, стирая последние страшные минуты. И вот я снова вижу ее улыбку в зеркале салона, слышу ее смех.
Снова повторилась авария, но в этот раз дочь выжила. Я краешком глаз смотрел на переломанное тело водителя. На себя.
Но, главное, выжила дочь. Сквозь слезы, размывающие реальность, я видел, как ее, живую и невредимую, несут на руках неравнодушные свидетели аварии. Люди вызывали скорую помощь.
— Папа! Папочка! — кричала Алиса, вырываясь из чужих рук, чтобы броситься ко мне, к водительскому месту.
Я мог только смотреть со стороны, не в силах пошевелиться, чувствуя, как каждый ее зов отзывается сладкой болью в моем сердце.
К разбитой машине уже спешили люди. Они достали Алису — живую, невредимую — она плакала, звала отца. Мой взгляд был прикован к моему телу, распростертому на асфальте, как к фотографии в семейном альбоме, которая больше не имеет отношения к настоящему. Алиса пыталась добраться до меня, ее маленькие пальчики тянулись к моей руке, но ее уводили прочь.
— Папа! — кричала она. — Папа, вставай!
Ангел положила руку мне на плечо, и легкое, словно дуновение ветра, прикосновение пронзило меня волной странного покоя. Я обернулся. За ее спиной, словно разрыв в ткани бытия, пульсировал проход, залитый мерцающим, неземным светом. Я знал, что это мой путь. Путь в неизвестность.
— Ты подарил ей жизнь, — прошептала ангел, ее голос звучал уже словно издалека, хотя она все еще стояла рядом. — Не оборачивайся. Иди вперед. Так будет легче.
— Иди же. Я провожу тебя… — прозвучал ее печальный голос.
Я смотрел на дочь, не в силах оторвать взгляд. На мою маленькую Алису, которую ждала долгая жизнь, полная радости и боли, любви и потерь. Она не узнает, какой ценой ей досталась эта жизнь.
Потом, медленно, словно во сне, я повернулся к ангелу. И мы ушли.
Я сделал шаг, и мир, который я знал, рассыпался на тысячи осколков.
Глава 1
Тьма портала выплюнула меня, словно нежеланного гостя, прямо на холодный каменный пол. Тело отозвалось ноющей болью, а в голове все еще стоял оглушающий скрежет металла, крики: «Папа…»
Лишь ради призрачной надежды на ее спасение я сделал это, шагнул в эту авантюру, предложенную ангелом.
Комната, куда я попал, была просторной и мрачной. В воздухе, густом от запаха благовоний и крови, висели клубы дыма. Стены, украшенные выцветшими гобеленами с изображениями неведомых мне азиатских существ, слабо освещали мерцающие свечи. Но больше всего меня поразило то, что увидел я в многочисленных узких окнах-бойницах — два огромных, отливающих багровым светом диска, зависшие в ночном небе. Две луны?
Меня будто невидимая сила потянула вперед, к телу, распростертому в центре некоего ритуального круга. Стражник, судя по кожаной броне и мечу, лежащему рядом. Мертв.
Мое тело было каким-то дымчатым, легким. Меня потянуло к трупу и будто всосало в него как в воронку. Мой разум будто взорвался на тысячи осколков. Появились странные ощущения, будто я надел слишком маленькую куртку. Неуютно и неудобно.
Я сел, чувствуя, как чужие воспоминания — предсмертные конвульсии, боль, страх — хлынули в мое сознание. На алтарном кругу, выложенном в форме пентаграммы, лежали предметы, значение которых я не мог понять — какие-то склянки, ножи, пучки трав и окровавленный кинжал. Еще здесь валялся труп черной кошки.
Комната, куда меня привела эта безумная череда событий, бала маленькой. Тесная, с голыми каменными стенами, она словно впитывала в себя запахи сырости и странных, горьковатых благовоний. Мерцающие свечи отбрасывали на стены пляшущие тени, а сквозь узкие бойницы, словно хищные глаза, заглядывали две луны, заливая пространство холодным, серебристо-голубым светом.
Мой взгляд упал на окружающие меня предметы. Он словно притягивал к себе, гипнотизировал. На его поверхности еще виднелись следы ритуала: белые символы, засохшие пятна крови. Еще и дохлая кошка. Зловещая и завораживающая картина.
Но больше всего меня волновали не эти мистические узоры, а испуганные лица двух стражников у входа. Они смотрели на меня так, словно видели призрака. Впрочем, я и сам себя так чувствовал. По обрывкам «своих» воспоминаний, я знал, что еще несколько часов назад они видели меня мертвым. Видели, как «мое тело», пронзенное мечом, лежало у их ног. А теперь… теперь я сидел перед ними. Живой. Но совсем другой.
Чувствую, как ледяной огонек разгорается в моих глазах — наверное, именно этот блеск так пугает парней. Они инстинктивно сжимают в руках копья, не зная, чего ожидать.
— Ты… ты пришел, — послышался слабый, хриплый голос.
Я обернулся. Возле стены, прислонившись к груде каких-то тряпок, сидела девушка. Худенькая, одетая в простое восточное платье, запачканное грязью и кровью. Длинные черные волосы обрамляли бледное как полотно лицо, а в темных как ночь глазах застыли боль и отчаяние.
Рядом со мной зашевелилась
