этот раз. Наверное, потому что увидела Инночку в слезах.
Инночка – это секретарь. Кабинет у завуча просторный, в два окна. А перед ним приёмная, в одно окошко. Мы остановились в приёмной. И возле этого самого единственного окна сидела за своим компьютерным столиком Инна и рыдала. Нос у неё распух до безобразия, а глаза, наоборот, стали маленькими. Значит, рыдала долго.
Так вот, посмотрела я на неё, и ругаться мне расхотелось. А ещё я заметила, что завуч злится не столько на нас с Тимом, сколько на этого самого чужака. Упругий его фамилия, я запомнила. Упругий Сергей Витальевич, надо же!
Хотя какой там Витальевич! При дневном свете стало видно, что он совсем не солидный. Возраста какого-то неопределенного. Вроде молодой, а на залысинах поскользнуться можно.
Вот, значит.
Иннуся плачет, завуч кричит, Витальевич пыжится.
И всё это как-то связано с нами. Со мной и Тимом.
Мне стало интересно, так что я даже злиться перестала.
И тут Тим ожил:
– Вы нас в чём-то обвиняете?
Тим никогда не хамит в открытую. Говорит всегда вежливо и неторопливо. Но как-то так у него получается, что лучше бы хамил, честное слово. Очень уж много превосходства в голосе, в манерах, во всём. За это Тима многие не любят. Считают, что он выпендривается. Но только не я. Я-то вижу, что Тим не такой. Он… Ладно, потом про Тима.
– В чём мы, по-вашему, виноваты? – спросил Тим.
Усердный, то бишь Упругий, прищурился так недобро и говорит:
– А вы не догадываетесь?
– Нет, – спокойно отвечает Тим.
– Нет?!
Тут завуч вступилась.
– Сергей Витальевич, – предостерегающе произнесла она.
Упругий заткнулся. Только покосился недовольно, но не на завуча, а почему-то на Инну.
– Мы хотим знать, что вы во время учебных занятий делаете в местах, где вам быть не положено, – сказал Упругий.
– Например?
– Например, здесь. В приёмной.
– В данный момент с вами разговариваем. Непонятно о чём, кстати.
Упругий снова уставился на Тима. Любви в его взгляде, разумеется, не было.
– Речь не об этом. Не надо уходить от темы. Вы двое постоянно здесь торчите!
– Разве это преступление?
– Если после вашего визита что-то пропадает…
– Сергей Витальевич! – рявкнула завуч.
– А что-то пропало? – ужаснулся Тим.
Ужаснулся очень ненатурально. Как будто роль репетировал. Я поняла, что Упругий сейчас к нему намертво прицепится. Поэтому вмешалась:
– Ничего мы не брали, понятно?
– Сланцева, не начинай! – вскинулась завуч.
Я поглядела на неё, демонстративно закинула в рот жвачку и принялась жевать. Я специально громко чавкала. Видела, что нашу Железную леди аж передёргивает от таких звуков, и получала от этого удовольствие.
– Это мы установим, кто что брал и зачем, – сказал Упругий.
Я посмотрела на Тима. У него было сложное выражение лица. Нечто среднее между изумлением и оскорбленным достоинством. Видимо, он колебался, какую маску выбрать. Наконец выбрал:
– А на каком основании вы нас допрашиваете? Не имеете права! У вас должны быть соответствующие документы, а у нас повестки на руках.
Упругий оскалился:
– Так это еще не допрос! На допросе я с тобой не так буду разговаривать!
Тим пожал плечами:
– Пожалуйста. Только в присутствии родителей. Мы несовершеннолетние.
Инночка с новой силой ударилась в слёзы. Упрямый, то есть, Упругий, явно смутился.
А завуч подняла обеими руками кипу каких-то нормативок и ка-ак грохнет на пол! Тоненькие папочки веером разлетелись по паркету. Прямо Упругому под ноги.
– Простите, не сдержалась, – завуч дёрнула углом рта. – Чего ревёшь, дура? – это она уже Инке, я даже обалдела от такого её тона.
– Я попросил бы… – начал Упругий.
Его проигнорировали.
– Я испугалась! – проскулила Инка.
– Чего ты испугалась, чего?!
– Послушайте, – снова встрял Упругий.
Но снова не был услышан.
– Чего ревёшь теперь? Если думать не умеешь, надо было меня спросить, а не кидаться звонить в полицию, пожарным, в разведслужбу или ещё кому-то!
– Я попросил бы не оскорблять вашу сотрудницу! – наконец выговорил Упругий.
Дальше был кошмарный ужас. Или ужасный кошмар. Они вопили, перебивая друг друга, каждый о своём. Из всего этого базара я разобрала только, что пропала крупная сумма денег. Точнее, банковская карта, на которой лежала эта крупная сумма. Деньги принадлежали школе, карточка была на имя завуча. Обнаружив пропажу, Инка перепугалась, ударилась в панику и схватилась за телефон.
При чём тут, спрашивается, мы с Тимом?
При том, что вообще-то мы к Инке действительно часто забегаем. За документами, с флешки что-нибудь распечатать, ручку выпросить – Тим их постоянно теряет. Инка ворчит, но никогда не отказывает. Если завуча рядом нет, конечно.
Если её нет, Инка может и чаем угостить. Скучно ей просто так сидеть, она поболтать любит. Всё успевает: и бумажки свои печатает, и сплетничает, и чай прихлёбывает. Хотя вообще-то она Тима привечает, а я так, за компанию.
Инка, короче, позвонила этому Удобному, то есть, Упругому. Он прилетел ловить грабителей. А эта курица накудахтала ему всяких ужасов, и про нас заодно не забыла, как про частых своих гостей. Да чтоб я ещё раз к ней зашла!
Наконец нас отпустили.
Тим шагал, опустив голову и загребая ногами. Завуч послала нас сидеть на уроках, а мы даже не знали, какой вообще сейчас урок. Так что решили догулять.
– Слушай, а откуда ты знаешь про все эти церемонии? Про ордера, повестки? – спросила я.
Мне правда стало интересно.
– Знаю, – угрюмо буркнул Тим. – Поживёшь с моё, тоже будешь знать.
– Тим, – я заколебалась. – А у них точно нет оснований нас обвинять?
– Дура, что ли?
– Ну, прости, прости! Просто я подумала, что… Ладно, прости!
Мне стало совсем неловко. Но Тим неожиданно улыбнулся:
– Да не бойся, Лесь! Это ж цирк и клоуны! Он не следователь никакой, он студент вообще!
– Да ладно!
– Ты что, слепая? Он
