отверг эти варианты. Он обошел всю округу, расспрашивая встречных, где находится большое дерево. Далеко не многие понимали, о чем идет речь, но кто-то узнал фотографию баобаба с разросшимся стволом и мохнатым овальным плодом, похожим на миниатюрный джекфрут с ворсистой кожурой, и провел его через болотистые рисовые поля к небольшой каменистой возвышенности, где стояло это самое дерево. Вокруг него была возведена защитная изгородь. Бхаубааб застыл перед деревом в полной тишине. Хотя на его лице не было и тени какой-либо эмоции, по продолжительности его взгляда можно было предположить, что он нашел свой дом. «Есть ли поблизости какие-нибудь постройки?» – спросил он. Ему ответили, что на той стороне, под горкой, стоит дом, пустующий уже несколько десятилетий, а значит нуждающийся в капитальном ремонте, прежде чем туда заселяться. Агент не понимал, как клиент мог им заинтересоваться, но Бхаубааб походил по веранде этого дома, убедился, что с нее виден баобаб, и настоял на аренде.
Законного владельца дома пришлось разыскивать, поскольку человек, построивший его, давно умер, не оставив наследников. Единственным наследником был внук его брата, который бо́льшую часть жизни прожил в Навелиме, потерял свою пекарню из-за пристрастия к алкоголю и в конце концов перебрался к морю, где имел лачугу на заброшенном участке пляжа в Варке. Когда к нему пришел агент по недвижимости, он уставился стеклянным взглядом на волны поверх стакана с фени и лимки [5] и думал о том времени, когда он мог бы уплыть работать поваром в эти самые воды, как это сделало большинство его друзей; но он слишком любил свой футбол, чтобы отказаться от суши ради океана и успеха. И с этого момента успех начал ускользать от него. Ему пришлось отказаться от своей мечты стать профессиональным футболистом, когда внезапно умер его отец: он устроился подером, чтобы содержать мать и четырех сестер. Пекарня, на покупку которой он в конце концов накопил деньги, просуществовала в его владении недолго, так как у него быстро пропало желание управлять ею и он начал топить свои печали в стакане фени. Он был застигнут врасплох, когда ему сообщили, что у него есть собственность в родной деревне. Но он достаточно быстро пришел в себя, чтобы назвать нелепо высокую цену и прогнать агента.
Когда новость дошла до его жены в Пуне, она взяла два дня отгула на работе, купила последний билет на ночной рейс автобуса «Кадамба» и приехала посмотреть на дом, который вдруг оказался во владении ее супруга. Она уговорила его согласиться на половину того, что он запросил изначально: «Даже это щедрая сумма. Не забывай, что мы вообще не подозревали об этих деньгах». Наконец-то она сможет бросить работу в кол-центре и вернуться домой к детям. «Из-за ночных смен нарушается мой цикл, и, видит бог, мои силы скоро иссякнут, если я буду продолжать в том же духе». На эти деньги они могли бы отремонтировать свой дом и размещать у себя на время сезона иностранцев. Он даже сможет купить машину и развозить туристов на такси. Завершив сделку, она села на ближайший рейс «Кадамбы», чтобы отработать полагающийся месяц. Если уволиться сразу, то придется заплатить штраф в размере месячной зарплаты международной корпорации, на которую она работала, чтобы получить документы об освобождении от должности.
Бхаубааб купил дом и приступил к ремонту. Это было далеко не одно из тех просторных бунгало, которые принадлежат знатным семьям и о которых пишут ностальгические статьи в журналах, архитектурных изданиях или даже в туристических брошюрах, рассчитанных на богатых путешественников, а то бунгало, содержание которого превращается в финансовый кошмар. Оно принадлежало судиру, человеку со скромным достатком, который попытался возвести крышу над головой так, как это было принято делать в то время: он построил обычный гоанский дом. Тогда недвижимости еще не придавали большого значения и ее размеры не ограничивали. В самом деле большинство домов, которые принадлежали даже самым бедным семьям предыдущих поколений в Гоа, жителям города казались просторными: настолько они привыкли к клаустрофобным помещениям.
В изначальной планировке дома Бхаубааба были всего две большие комнаты с высокими потолками и длинная веранда под покатой крышей. По бокам веранды стояли каменные сопо, обращенные друг к другу, и две-три ступеньки спускались с нее на землю. Кухня, очевидно, располагалась в специальном помещении в задней части дома, а ванная и туалет, должно быть, были отдельно стоящими. Позднее предыдущий владелец, вероятно, перестроил здание в соответствии с более современными предпочтениями, разломав кухню и туалет и добавив еще две комнаты-коробки прямо за существующими, а также узкую кухню и современную ванную, соединенные, как вагоны поезда. Изначально крыша представляла собой прямоугольную пирамиду, а в новых пристройках она была сделана покатой с двух сторон и продлена до старой крыши, чтобы не осталось непокрытых пространств. По нынешним меркам такая постройка уже устарела, и Бхаубаабу пришлось заплатить сантехнику, чтобы тот установил унитаз, умывальник и душ в помещении, которое когда-то служило ванной. В одной из старых комнат он даже установил еще одну небольшую ванную со всей необходимой сантехникой и превратил эту комнату в спальню. Кухня должна была находиться в крытом пространстве, чтобы припасы не стали кормом для крыс. Длинный стол в одной из новых комнат, в которой, очевидно, обедали, нуждался в полировке, а одна из ножек – в нескольких гвоздях, чтобы сохранять вертикальное положение. Но самое главное – требовалось заменить бо́льшую часть кровельных плиток. Те, что не потрескались, заросли сорняками и были покрыты листьями и мхом, из-за которых вода не стекала, а просачивалась внутрь. К счастью, до муссонов еще было несколько месяцев, и вещи Бхаубааба не пострадали от протечек.
Бхаубааб заказал грузовик мангалорской черепицы, и вскоре крыша из темной, серо-черной от сухой плесени превратилась в ровную ржаво-красную, отчего дом стал напоминать морщинистого старика в новой яркой шляпе. Наружные стены, грязно-белые, когда-то, видимо, были желтыми. Бхаубааб решил восстановить этот оттенок и выкрасил их в ярко-желтый цвет с белой каймой вокруг больших окон и на колоннах. Внутренние стены побелил известковой краской. И дом внезапно засиял, как прелестный цветок бамии в редких лучах солнца, пробивающихся сквозь тучи в непроглядный муссон. В углу гостиной расположился ветхий треугольный домашний алтарь, на котором находились распятие, статуэтки Богородицы с поднятой в благословении рукой и нескольких святых, которых он не мог опознать. Он перестал молиться задолго до того, как в моду вошло выражение «духовный, но не религиозный», но из эстетических соображений заменил разбитое стекло алтаря.
Колодец на заднем дворе был полным, но воду из
