есть потребность и устремление собрать больше урожая, получить больше денег. А значит и мы больше получим, – поучительным тоном отреагировала Людмила Павловна на слова соседа.
– К тому же, они – люди, такие же люди, как и мы, – заметил Торотынский, – нужно к этому привыкать. Крепостное право давно стоило отменить, как в Европе. Рабство – постыдно.
– Ах, молодой человек, – отмахнулся от него помещик, – это в Вас молодость и непримиримость к обычаям говорят, а они, эти обычаи, позвольте заметить, не на пустом месте возникли. Вон, посмотрите на Вашего друга! До чего его довели эти новые законы? Батюшка из-за долгов грех совершил, а он теперь в урядники пошёл, как крестьянский сын. А ведь с Вами в гимназии учился, надежды подавал.
– С Иваном всё будет хорошо, – вступился за друга Михаил. – Времена сейчас другие: нужно меняться. Хватит сидеть на крестьянской шее! Нужно самим что-то делать.
– Вам хорошо говорить, – обидчивым тоном проговорил Шляпников. – А если бы Вы жили только на сельском хозяйстве! А так у Вас и лесопилки, и завод сахарный. А мужик – он всё равно глупый, им управлять надо. А если не управлять, то нет пользы ни нам, ни самим мужикам.
– Здесь я с Вами не соглашусь, – тихо, но отчетливо произнёс молчавший ранее Иосиф Григорьевич Сошко. – У меня на заводе кто работает? Бывшие мужики, крестьяне. И из них много очень пытливых и сметливых, порой поумнее некоторых благородных будут.
– Этак Вы до народовольских речей договоритесь, Иосиф Григорьевич, – начал горячиться и снова потеть Василий Иванович.
– Вася, не нужно, – попыталась упокоить мужа Шляпникова, положив ему ладонь на руку.
– Нет уж, я скажу! Вот великий был человек, Александр Второй, освободитель земель славянских от басурман всяких. Освободил ещё и мужиков этих. А они что сделали? А?! Бомбой в него! И это в знак благодарности? А вы говорите «сметливые». Грабить да убивать они сметливые. Банк Херсонский ограбить хотели!
– Говорят, что отец Перовской – потомок Разумовских, – отметил Сошко.
– Да – да, она не из крепостных, а из благородных, – заметила Людмила Павловна.
– Из благородных, но спуталась с этим, как его, Андрейкой Желябовым, – горячился Шляпников, – он то как раз из этих, мужиков крепостных. Вот она благодарность: ему свободу, а он бомбу кидать, и ещё благородного происхождения молодежь затягивать во всякую «Народную Волю». Всё разлагается вокруг… Страна держится на правилах! На Императоре – батюшке! А тут что?
Неизвестно, куда бы дальше завел спор, зашедший в такое неожиданное русло, что Михаил Алексеевич уже, привстав, хотел не менее горячо возразить Шляпникову и выступить в защиту позиции Иосифа Григорьевича, как вдруг с улицы послышался громкий крик.
– Торотынский! Подлец! Бери саблю и выходи! Разберемся, как мужчины!
– Кто это? – удивился Александр Францевич.
– Капитан Медведев. Опять, наверное, пьян, – ответил Иван.
Гости вскочили со своих мест и подбежали к окнам. В сумерках они увидели во дворе фигуру в белой рубахе, сидящую на серой лошади с саблей в руке.
– То-о-о-роты-ы-ы-нский! – протяжно закричал пьяный всадник.
– Ну всё! На этот раз я с ним разберусь! – вскричал Михаил. – Петька, саблю мне!
Петька неуверенно двинулся в сторону двери.
– Петька, стой! – остановила его Людмила Павловна. – Михаил, что за смертоубийство ты хочешь учинить у всех нас на глазах?!
– Ах, Людмила Павловна! – в отчаянии воскликнул Михаил, – ну сколько можно терпеть эти выходки? Как напьется, всё время одно и то же!
– Ты хочешь зарубить пьяного, или, не дай Бог, он тебя порешит? Он опытный офицер, а ты только и знаешь с какого конца саблю берут.
– А что прикажете делать? – с безысходностью проговорил Михаил.
– Пугани его ружьем, прошлый раз подействовало, – предложила управляющая.
– Петька, беги к Степану, принеси ружье! – приказал Михаил отроку.
– Ружьё? – удивился Александр Францевич.
– Оно не заряжено, – сказал Михаил, – пугач, если кто из лихих людей в дом залезет.
– Вот именно, – продолжила Людмила Павловна. – Нужно снова напугать этого вояку и отправить восвояси, пусть проспится.
Петька сбегал к садовнику, Степану Игнатьевичу, и принёс старое охотничье ружье. Михаил взял ружье, вышел из комнаты и спустился вниз.
– Медведев, уезжай по доброму, иначе, не ровен час, пристрелю лошадь, а то и тебя, – он встал в нескольких шагах от лошади, выставив вперед ружьё, чтобы его можно было хорошо разглядеть в сумерках.
Фигура в седле покачнулась, и, казалось, вот-вот упадёт с коня. Но каким-то чудом капитан удержался верхом. Он поднял голову и, узнав Михаила, задумчиво опустил руку с саблей и расслабился в седле. Конь переступил с ноги на ногу, почувствовав немного свободы. Гости облегченно вздохнули. Инцидент был почти исчерпан.
– Торотынский! Подлец! – внезапно встрепенулся в седле капитан. Он снова поднял саблю и направил коня прямо на Михаила.
– Ах ты, гад такой! – воскликнул Торотынский. – Стой или стреляю!
Он вскинул ружье так, чтобы Медведев увидел, что дуло смотрит в его сторону.
Но капитан потянул на себя поводья, и конь стал подниматься на дыбы над молодым хозяином «Родников».
Прогремел громко выстрел. Медведев не удержался и упал с коня.
– Что такое? – удивился Михаил, не сводя глаз с неподвижно лежащего Медведева, – ружьё же не заряжено?
Из дома выскочили Петька и протирающий спросонья глаза садовник, Степан Игнатьевич.
– Кажись, они мертвые, – сказал Степан, наклонившись над Медведевым.
– Что? Не понимаю… как? – Михаил с удивлением посмотрел на ружьё в своих руках.
– Что ты мелишь такое, Игнатьевич, от чего он умер? – выкрикнула из окна управляющая.
– Да вроде от пули. Кровь течёт, – ответил Степан.
– От какой такой пули? – растерянно проговорил Михаил Алексеевич.
– Так. Мне нужно спуститься вниз, – заявил Александр Францевич и посмотрел на Ивана. – Вы со мной, молодой человек?
2
Илья Петрович Столбов, один из приставов Тульской губернии, медленно возвращался в полицейский дом. Медленно, потому как тяготили его думы о текущем положении на службе. Мрачные мысли неторопливо осмысливались в его голове и, возможно, телепатически придавали эту медлительность его лошади, бредущей настолько медленно, что казалось она вот-вот должна остановиться.
Илья Петрович возвращался от губернатора. Сергей Петрович Ушаков был личностью незаурядной и не лишенный некоторых талантов, недаром был отмечен несколькими наградами. Он успел послужить Отчизне в разных уголках Российской Империи, был опытен и терпелив. Но сегодня, когда он собрал исправника и приставов Тульской губернии, чтобы расставить приоритеты в их службе и текущей деятельности полицейских чинов, Сергей Петрович явно был на взводе. Его внутреннее состояние выражалось в покрасневшем лице и трясущихся бакенбардах, когда он с несвойственной для себя манере повышал голос.
Столбова не миновали слухи, что после безвременной
