Суверенному? Что ОНА могла сделать, что только для неё одной затеяли весь этот цирк?
Рука застывает у лица. Он проводит перчаткой по капюшону, стряхивая снег. Девчонка больше не кричит, только тихо плачет, не сопротивляясь крепкой хватке женщин.
Лодка медленно останавливается посреди озера. Всадник скрипит зубами. Это то, чего ждёт его Суверенный: избавления, свободы от той, чья жизнь ему неугодна.
Рослые женщины поднимаются на ноги, хватая девушку под подмышки. Глаза её наверняка опухают и краснеют – всадник уже не смотрит на неё. Он не хочет становиться свидетелем жестокости его Государя. Не хочет видеть, как мучится ни в чём не повинная девчонка. Словно слыша его мысленный протест, чувствуя его присутствие, она вдруг поднимает голову. И в этот момент всадник скользит по ней взглядом. Вряд ли она может увидеть его лицо, но тёмный силуэт уж точно – фигура верхом на лошади выделяется среди белоснежных сугробов и елей, виднеющихся позади.
Всадник чувствует, как вдоль позвоночника прокатывается ледяная волна. Он может поклясться, что читает по её глазам то, из-за чего сердце замирает и болезненно сжимается.
«Ну же. Любуйся! Пусть все любуются!»
Или это всего лишь плод его разыгравшегося воображения? Он не уверен в этом, но чувствует, как мышечный орган бьётся в груди, подобно напуганному зверьку. Девочка не сводит с него пронзительного взгляда карих глаз.
Её тело, как мешок с овощами, скидывают за борт лодки, заставляя озёрную гладь пойти крупными волнами. Она хочет зацепиться за борт, подняться, скользя длинными пальцами по гладко отполированной древесине, но не выходит: груз, пристёгнутый к ногам, тянет девчонку ко дну.
Всадник тут же отворачивается, с силой обхватывая поводья. Он уже не видит, как кончик указательного пальца скрывается под водой, не видит и не слышит, как охает толпа, как озеро покрывается рябью. Быстро разворачивает лошадь, пришпоривает её и выдает звучное: «Но, девочка!» И копыта той глухо стучат по земле, припорошённой снегом. Хлопья мелькают перед глазами, бьют по замерзшим щекам вместе с колючим ветром. Но он не собирается оставаться здесь, чтобы переждать метель. Лучше уж найти какой-нибудь замызганный трактир.
Но только не здесь – в месте, где тонущее тело девчонки идёт к песчаному дну. В месте, где, возможно, вся история Рэддхема оказалась перечёркнута. С этого дня её осуждающий взгляд будет преследовать его в кошмарах.
Но не только у всадника ночи станут беспокойными.
Часть 1
Дом воздуха
1 глава
Селена
После дождя на асфальте расплываются огромные лужи: наступи на одну – и провалишься в какой-нибудь волшебный мир, где вокруг летают феи и стрекочут непонятные насекомые, как было в «Хрониках Нарнии». Каждую осень мне приходится становиться невольной участницей этого действа, исполняя пируэты вроде «не наступи в грязь» и «не свались лицом в лужу». И если мне удаётся перепрыгнуть большую часть луж, то не очень благоразумный водитель может с лёгкостью окатить грязной водой. Тогда моё «выступление» считается проваленным. Но обычно мне везёт.
Я стараюсь проскользнуть сквозь толпу спешащих куда-то прохожих. Почти каждую секунду приходится произносить спешное «извините» или «простите» – из-за образовавшейся толкучки я либо наступаю кому-то на ногу, либо случайно толкаю плечом. Люди редко отвечают мне даже раздражённым вздохом, игнорируя происходящее.
Тихо ойкаю, когда чья-то нога придавливает самый кончик конверсов. Шепчу ругательство себе под нос, чувствуя секундный дискомфорт, и пытаюсь как можно скорее пробраться к заветной двери кофейни. В такую рань магазины ещё не успели открыться – стрелка на циферблате наручных часов едва достигает семи. От яркого света вывесок не слепит глаза, но возникает желание подольше постоять у входа, заворожённо смотря на то, как аккуратно и красиво разложен товар. Рассвет только-только окрашивает небо в ярко-розовый, заставляя лучи осеннего солнца касаться витрин.
Прижимаюсь к стене здания и юркаю к двери, дёргая за ручку. Звенит колокольчик, разрезая тишину помещения. В нос ударяет запах кофейных зёрен. И хотя кофе я терпеть не могу, этот аромат для меня почти что родной. Блаженно вдыхаю полной грудью и прикрываю глаза, ощущая умиротворение и спокойствие. Подхватывая табличку, поворачиваю её надписью «открыто» к улице.
Помещение кофейни довольно светлое. Тут стоит несколько столиков по всему периметру небольшого, но вместительного зала. Около окон – высокая барная стойка со стульями на тонких ножках, а прямо напротив двери располагаются касса и витрина, на которой разложены всевозможные сладости: от простых печений до ярких тортиков. Выглядят они так соблазнительно и красиво, что посетители всякий раз подолгу задерживаются у витрины и, поддавшись соблазну, что-то покупают.
– Доброе утро, Миш, – тихо здороваюсь я, прежде чем поднять взгляд на ведущую наверх винтовую лестницу.
Пальцы цепляют капюшон пальто, откидывая его назад. Светлые волосы, оттенком схожие с насыщенным цветом спелой пшеницы, немного спутываются и прилипают к влажным щекам. Сейчас на улице светит недавно проснувшееся солнце, но, выходя из дома, я попала под небольшой дождик. Приглаживаю растрёпанные пряди, пытаясь разглядеть в пустом помещении своего напарника, но вместо этого натыкаюсь на собственное отражение в витрине.
Янтарные глаза, от которых веет добротой. Миша говорит, что глаза – это зеркало души, и, по его словам, у меня необычайно светлая душа. Это видно по тёплому оттенку вокруг зрачка, крапинкам, располагающимся по радужке, взгляду, обращённому к окружающим, – в нём светится улыбка. Вздёрнутый нос, но не как у гордецов или тех, кто насмехается; рассыпанные по лицу веснушки. В такую мерзкую погоду они особенно выделяются, что только подчёркивает персиковый тон кожи.
Моё оптимистическое настроение слишком заразно, чтобы окружающие не улыбнулись в ответ на мимолётную улыбку, не задержали взгляда чуть дольше или не выпустили ничего не значащий смешок. Миша говорит, что я всегда была такой… живой. По крайней мере, столько, сколько сама себя помню.
– Я переоденусь и вернусь, – в пустоту произношу я, точно зная, что Миша меня услышит. А затем резко скольжу по ступенькам наверх – туда, там есть комнатка, где можно переодеться и оставить вещи.
Моё имя – Селена, довольно необычно, согласитесь? Не знаю, что это: чья-то глупая шутка или желание выделить меня среди остальных, но так уж вышло, что имя у меня весьма необычное. Возможно, поэтому меня настигла не самая приятная история. И я бы предпочла забыть её, вот только она отказывается выходить из головы.
Шесть лет назад я открыла глаза на больничной койке со страшным осознанием, что не помню практически ничего из своей жизни. Имя, внешность и даже возраст описывала с трудом, напрягая память до нестерпимой
