Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118
Ольгира, привязав его спину к креслу, чтобы он не упал и после того, как закроют комнату, не оставив в ней ни окон, ни дверей. На колени ему положили согнутый узлом меч. За ним же устроили жену его Ингрид, надев на её шею и плечи все бусы, что хранились у неё в сундуке. Была она одета как невеста и лежала на настиле, как молодая жена, дожидающаяся своего мужа. Вокруг неё разложили битых фазанов, распластав им крылья.
Кровью скота была орошена земля под ногами Агни, и мох с травой были цвета его багряного плаща.
– Лето тризн, – повторил Старый Лис, когда возвращались они с курганов обратно. Из города мёртвых в город живых.
Один за другим вошли они в Онаскан, а там и во двор Большого дома. Агни был верхом, и конь его ступал впереди всех. Ехали молча.
Агни спешился, задержался у дверей, что раскрыли перед ним, и наконец вошёл в ярко освещённую залу, где меж богато уставленных столов сновали незаметные взору рабы и служки. Он прошёл к центру, сел на своё теперь уж место и после пригласил всех остальных. Юный сын его сел рядом, а за соседним столом, где сидели женщины и дети, устроились дочери. Старый Лис незаметно прошмыгнул меж рассаживающегося притихшего голодного люда и уже снова был за спиной Агни.
«Мудрая тень моя…» – невольно подумал воевода.
Когда зал наполнился знатными людьми, точно чаша, в которую слуга тонкой струйкой наливал Агни мёд, мужчина поднялся из-за стола. В левой руке он сжимал напиток, а правой, беспалой, оглаживал причёсанную и вымытую чёрную со снежной сединой бороду.
Он прокашлялся, готовый произнести речь, однако один за другим из-за столов поднялись знатные мужчины и женщины. За ними с мест встали Хьялмар и Тила. Возник нестройный шум. Агни нахмурился.
– В чём дело? – спросил он.
– Ты сел на место конунга, Агни Левша! – выкрикнул Хьялмар под одобрительный ропот знати. – Объяснись!
В дальнем углу Агни заметил и Рыжебородого, который, не отыскав убийцу конунга, вернулся ни с чем на закате. Походная одежда его была сыра и грязна, рука Рыжебородого лежала на рукояти меча.
– Агни Левша! – зычно рявкнул хускарл Ольгира, и все глаза тут же обратились на Рыжебородого.
Кнут обнажил меч, и Льёт тут же скомандовал страже схватить Рыжебородого, однако тот положил лезвие на пол, направившись к Агни уже безоружным.
– Что ты хочешь от меня, Кнут? Твой хозяин мёртв, – проворчал Агни.
– Мы требуем соблюдения закона! – рявкнули стоящие из-за столов.
– Я тоже пришёл потребовать соблюдения закона, – повторил Рыжебородый. – Я требую проведения тинга, прежде чем твоя задница усядется на место конунга!
Народ частью ахнул, частью одобрительно загалдел.
– Ты сейчас руководишь лишь как тот, кто хранит волю Арна Крестителя, но не как тот, кто был выбран, – гулко произнёс один из богатых бондов, размахивая рукой. – Ты не конунг!
– Я не конунг, – согласился Агни, и его голос раскатился по зале стуком меча о щит. – Я взял на себя обязательства провести тризну, как того требует традиция. Мы изберём нового конунга после.
– Мы запомнили твоё слово, Левша, – громко произнёс Рыжебородый. – Не думай, что мы, народ Онаскана, позволим тебе править нами и нашими богатствами лишь потому, что ты был воеводой Ольгира, а прежде Арна Крестителя.
– Ты старик, как ты будешь править нами?! – выкрикнул Хьялмар. Лицо его было сердито и красно. – Ты и сам одной ногой в могиле!
Поднялся гул, и Агни рявкнул, перекрывая выкрики. Он ударил чашей по столу, и та разлетелась вдребезги, окропив мёдом притихшего за столом Гарди. Мальчишка пугливо посматривал то на отца, то на поднимающихся людей.
– Довольно! – прокричал Агни, и голос его гремел громче, чем цепи, что сдерживают ужасающего Волка.
Люд притих, обратив взор.
– Мы обсудим всё это на тинге! – проговорил он властным голосом. – А вы должны с бо́льшим уважением и честью относиться к мёртвому конунгу. Уши его ещё не сожрали черви, а потому слышит он то, как вы устраиваете распри прямо на его тризне. Ешьте священное мясо и пейте мёд! На третий день тризны я назначу день и место тинга! А покуда слушай меня, народ. Слушай, чтобы не потеряться в хоре голосов. Да сядьте же вы!
Знать неохотно вернулась на свои места, но Рыжебородый не двинулся с места. Также за женским столом осталась стоять седовласая, пусть и моложавая, женщина. Жена прежнего воеводы Снорри Дублинского. Агни решил выслушать их обоих.
– Говори, – прежде он обратился к Рыжебородому. – Только недолго.
– Я не нашёл убийцу Ольгира, – произнёс Кнут. – Дождь смыл все его следы. Но как верный хускарл, я должен отомстить за своего господина.
– Как же ты отомстишь, если не знаешь убийцу?
Кнут долго молчал, словно собираясь с мыслями. Агни выжидающе смотрел на Рыжебородого, пока слуга наливал воеводе мёд в новую чашу.
– Я обвиняю тебя, Агни Левша, в смерти конунга Ольгира, а потому вызываю тебя на Хольмганг.
По залу прошёл удивлённый гул. Глаза Агни налились краснотой.
– Как ты смеешь вызывать меня, дренг?!
– Я свободный человек из доброго рода, ты не смеешь отказать мне! Тебя ждёт позор! Ты даже не конунг. Зато мы оба воины и перед богами равны.
Старый Лис склонился над ухом Агни, и воевода, не сводя глаз с Рыжебородого, внимательно выслушал всё, что тот нашептал. Хускарл Ольгира стоял перед ним, в напряжении сжимая пальцы в кулаки. Ему не было слышно то, что шепчет Лис.
– Я принимаю твой вызов, Кнут Рыжебородый, – медленно произнёс Агни. На натянутом лице его не дрогнул ни один мускул, лишь шевелились губы, выпуская на волю слова, да сверкали из-под густых бровей озлобленные глаза. – Но у меня есть требование. Чтобы Хольмганг не пришёлся на Тинг и тризну, я сам назначу время спора.
Кнут сощурился, не понимая, что за игру предложил Агни Старый Лис.
– Это не по правилам! – громко сказал Рыжебородый.
– Я уже принял твой вызов. Можешь идти.
Рыжебородый то ли кивнул, то ли случайно дёрнул напряжённым подбородком и ушёл, прихватив со стола чью-то чашу с мёдом. Народ вполголоса принялся обсуждать выходку молодого хускарла, дивясь его сумасбродству и наглости. Вигго, всё это время тенью стоявший у самого дальнего стола, ушёл вслед за старшим братом, подобрав его меч.
Наконец Агни обратил свой взор на стоящую седовласую женщину. Если прочие хозяйки и жёны явились на тризну в лучших своих одеждах, нанизав на пальцы перстни, а на запястья – серебряные и бронзовые дуги ручных ладей, то эта пришла, укутавшись в серый колючий платок,
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118
