крикнул: «Мама, бука!» — а мавр, смеясь, заметил: «Вот сукин сын!» Я же, хоть и был тогда совсем еще юн, запомнил слова моего братца и подумал: «Сколько на свете людей, которые бегут от других только потому, что не видят самих себя!»
Судьбе, однако, было угодно, чтобы о Саиде — так звали мавра — пошли разные слухи и наконец достигли ушей командорского домоправителя. При обыске было обнаружено, что половину овса, отпускавшегося ему для лошадей, он крал; отруби, дрова, скребницы, чепраки, передники и попоны у него пропадали; когда же у него ничего такого больше не оставалось, то он расковывал лошадей, а выручку отдавал моей матери на воспитание мальчишки. Не будем после этого удивляться ни монахам, ни попам, грабящим бедняков и свои собственные дома ради духовных дочерей[19] и всяких иных нужд, — нашего же несчастного раба толкала на это любовь[20].
Как я уже сказал, всплыло наружу всё, что было и чего не было, ибо меня допрашивали с угрозами, а я по малолетству выбалтывал и выдавал страха ради всё, что знал, — рассказал даже о подковах, которые по приказанию матери продал я одному кузнецу.
С незадачливого моего отчима спустили шкуру, а моей матери влепили обычную сотню плетей, а сверх того воспретили появляться в доме упомянутого Командора и принимать у себя злосчастного Саида.
Чтобы не накликать горшей беды, бедная мать моя скрепя сердце подчинилась приговору и — от греха подальше — нанялась в услужение к приезжим в гостиницу Солана. И там, среди множества невзгод, окончилось воспитание моего братишки и мое: он уже начал ходить, а я стал бойким мальчуганом, бегал для постояльцев за вином, свечами и всем прочим.
В это время в гостинице остановился один слепец; решив, что я гожусь ему в поводыри, он выпросил меня у матери, и та уступила, заметив, однако, что так как я сын честного человека, павшего за веру в походе на Джербу[21], то она уповает на Бога, что из меня выйдет человек не хуже отца, и просит хорошо обращаться с сиротою и заботиться обо мне. Слепец обещал, — он, мол, берет меня к себе не как слугу, а как родного сына.
Так я стал поводырем у моего нового и вместе с тем старого хозяина.
Некоторое время мы пробыли в Саламанке, но здесь ему нечем было особенно поживиться, и он решил перейти в другое место. Перед тем как двинуться в путь, я отправился к матери, мы оба заплакали, и она, благословив меня, сказала:
— Сын мой, чует мое сердце: не видать мне тебя больше. Старайся быть добрым человеком, и да хранит тебя Господь! Я тебя вырастила, устроила на хорошее место, а теперь уж действуй сам.
Затем я вернулся к хозяину — тот поджидал меня.
Мы вышли из Саламанки и достигли моста, где у входа стоит каменный зверь, с виду очень похожий на быка[22]. Слепой велел мне подойти к нему и, когда я приблизился, сказал:
— Ласаро, приложи ухо к этому быку, и ты услышишь сильный шум внутри.
Поверив его словам, я по простоте своей так и сделал, а он, едва лишь я прикоснулся к камню, так стукнул меня об этого проклятого быка, что я потом несколько дней места себе не находил от головной боли.
— Дурак! — сказал он. — Знай, что слуга слепого должен быть похитрей самого черта!
Он был в восторге от своей шутки.
А я именно в это мгновенье отрешился, как мне кажется, от своего ребяческого простодушия.
«Он прав, — подумал я, — мне надо быть начеку и не зевать, ибо я сирота и должен уметь постоять за себя».
Мы двинулись дальше, и в несколько дней он научил меня своей тарабарщине[23]. Видя, что я весьма сметлив, он очень этому радовался и всё приговаривал:
— Ни серебром, ни златом я тебя оделить не могу, зато я преподам тебе много полезных советов[24].
И действительно: после Бога даровал мне жизнь этот слепой, и он же, не будучи зрячим, просветил и наставил меня[25] на правильный путь.
Мне доставляет удовольствие рассказывать Вашей Милости разные случаи из моего детства, ибо я стремлюсь показать, сколькими добродетелями должен обладать человек, чтобы подняться из низкого состояния, и сколькими пороками, чтобы пасть.
Но обратимся к рассказу о деяниях моего доброго слепца; надобно вам знать, Ваша Милость, что с тех пор, как Бог сотворил мир, Он не создал никого хитрее и пронырливее моего хозяина. Это был на все руки мастер. Свыше сотни молитв знал он наизусть. Когда он молился, голос его, низкий, спокойный и внятный, наполнял собою всю церковь; лицо у него было смиренное и благочестивое, и придавал он ему соответствующее выражение во время молитвы, не строя гримас и ужимок ни ртом, ни глазами, как это обыкновенно вытворяют другие.
Кроме того, ему были известны тысячи способов и приемов выманивать деньги. Он говорил, что знает молитвы на любой случай: и для бесплодных женщин, и для беременных, и для несчастных в супружестве, чтобы мужья их любили. Беременным он предсказывал, родится у них сын или дочь. Что же касается искусства врачевания, то сам Гален[26], по словам моего хозяина, не разумел и половины того, что было известно ему о зубной боли, обмороках и болезнях матки. Одним словом, стоило только пожаловаться ему на тот или другой недуг, как он тотчас же изрекал:
— Сделайте так или эдак, возьмите такую-то травку, достаньте такой-то корень.
Потому-то его и обхаживал весь свет, в особенности женщины, ибо они верили всем его россказням. Он здорово на них наживался: прибегая к упомянутым средствам, он один зарабатывал в месяц больше, чем сто слепых в год.
И всё же, да будет известно Вашей Милости, что, при всех своих доходах и барышах, он был самый скупой и алчный человек на свете. Меня он морил голодом, да и себя лишал многого необходимого. Сказать по правде, если бы не моя хитрость и изворотливость, я бы давно околел с голодухи. Однако,
