Футляр от скрипки вновь оказался в ее руках. Серебряная ложечка с ручкой в форме змеи заняла свое место в отделении для смычка. Топор женщина решила оставить на месте преступления. Никаких отпечатков на нем, естественно, не обнаружат, даже если кому-либо придет в голову их искать. Грациозно ступая длинными мускулистыми ногами, убийца пересекла задний двор магазина № 666 и растворилась в темноте.
Под застывшими, словно в почетном карауле, равнодушными черными шестерками неподвижно лежала мертвая кошка с раздробленным черепом и красивыми темно-золотистыми глазами.
Покрытые золотистым средиземноморским загаром пальцы с тщательно отполированными ногтями расстегнули застежки футляра и бережно вынули из него скрипку работы Гварнери. Подбородок привычным движением лег на деку. Подушечки пальцев ощутили тугое сопротивление струн. Смычок на мгновение замер в воздухе, а потом опустился вниз, рождая первый, неопределенно-пронзительный звук. Мелодия выплывала в открытое окно, уносясь далеко в ночь, накрывшую воспетый еще Булгаковым дачный поселок Перелыгино. Лет тридцать-сорок назад за Перелыгинские дачи рвали друг другу глотки признанные официальной властью маститые советские писатели и поэты. Сейчас дачи обнищавших деятелей пера скупали бандиты, политики и бизнесмены. Деревянные домики с аккуратными резными ставнями шли под снос, уступая место крытым металлочерепицей особнякам из дорогого финского кирпича.
— Ну, блин, началось, — вздохнул Крот.
— Ты, блин, лучше не возникай, — покосился на него начальник охраны.
— У меня от этой музыки кишки наружу выворачиваются. Вроде за стеной играет, а все равно до пяток пробирает. Уж лучше пулю схлопотать, чем каждый день так мучиться.
Начальник охраны недовольно покосился на Крота.
— Будешь продолжать в таком роде — и впрямь пулю схлопочешь.
— Молчу, — понурился Крот. — Кстати, слышал, какая была фамилия у самого крутого скрипача? Я сам недавно узнал. Паганини!
— Ну и что? — покосился на него начальник охраны.
— То самое, — поморщился от звуков скрипки Крот. — Ты только вслушайся. Погань — и ни-ни! Сечешь? Думаешь, зря ему такую фамилию дали?
— Подумаешь, Паганини, — усмехнулся начальник охраны. Тоже мне кликуха. Вот Психоз — это действительно круто звучит.
Напряженно закусив губу, Психоз выдал заключительный аккорд и замер, прислушиваясь к затихающей вибрации струн. Звук уже угас, но его призрак все еще витал в воздухе, затягивая второго по значению авторитета синяевской мафии в призрачные мечты, невидимым сиамским близнецом сопровождавшие его на протяжении большей части его сознательной жизни.
Уложив скрипку в футляр, Психоз опустился в антикварное кресло, некогда украшавшее собой интерьеры Эрмитажа, закинул ноги на нефритовый журнальный столик, — подарок тайваньского партнера по наркобизнесу, — откинулся на спинку и, заложив руки за голову, прикрыл глаза. Это была его любимая поза.
«В Вербное воскресенье, через год после окончания Большой Войны против клана Сантадио, дон Доменико Клеркуцио праздновал крестины двух младенцев, в жилах которых текла его кровь, — наизусть, как заклинание, проговаривал он про себя начало романа «Последний дон» Марио Пьюзо, знаменитого автора «Крестного отца». — Приняв самое важное решение в своей жизни, он пригласил на торжество глав крупнейших Семей мафии, а также Альфреда Гронвельта, владельца отеля «Занаду» в Лас-Вегасе, и Дэвида Редфеллоу, создавшего крупнейшую в Соединенных Штатах империю наркобизнеса. Все они в той или иной степени являлись его партнерами».
Психоз был лично знаком с большинством современных мафиозных итальянских «донов» и «крестных отцов». Он вел с ними кое-какие дела, хотя и в меньшей степени, чем Банан, лидер синяевской группировки. Итальянские «капо» разочаровали Психоза. Они стали слишком вялыми, зажравшимися и расчетливыми. В них не было страсти, элегантности и романтизма героев Марио Пьюзо.
«Крестный отец», которого Психоз прочитал в самиздатовском варианте еще в застойные времена, стал для него своеобразной Библией. Уже связанный с синяевской мафией, но, под давлением отца, подумывающий о карьере мента, Психоз, очарованный эпохальной фигурой дона Вито, неожиданно понял, в чем состояло его высшее предназначение. Он станет российским доном Корлеоне и когда-нибудь русский Марио Пьюзо напишет бестселлер о его жизни. Так Психоз сделал выбор, о котором он впоследствии никогда не жалел.
«Кей было видно, как Майкл принимал от них почести. Ей вспомнились при взгляде на него статуи, изваянные в Риме, — античные статуи римских императоров, наделенных священным правом распоряжаться жизнью и смертью своих сограждан. Подбоченясь одной рукой, выставив ногу вперед, он стоял в небрежной и надменной позе; лицо его, повернутое в профиль, выражало холодную и властную силу. Caporegimes почтительно стояли перед ним», — теперь синяевский авторитет мысленно цитировал свой любимый абзац из «Крестного отца».
Психоз уже давно не был простодушно-хулиганистым подростком, очарованным сильными и притягательными образами, созданными итало-американским писателем. Он прекрасно понимал, что жизнь не похожа на роман. Литературные мафиози Марио Пьюзо отличались от реальных итальянских бандитов, как мраморное изваяние непорочно-беременной девы Марии от непонятно от кого залетевшей смазливой еврейской Машки. Психоз не обманывал себя на этот счет, но для него это уже не имело значения.
«Не сотвори себе кумира» — учила Библия.
«Разве жизнь без кумиров имеет смысл?» — думали люди, и на протяжении веков и тысячелетий вырезали идолов из дерева и камня, лепили их из глины, отливали из бронзы, рисовали на обструганных деревянных досках. Двадцатый век принес своих кумиров — актеров, спортсменов, бандитов, политиков, эстрадных звезд.
Разве имеет значение, что девятнадцатилетний певец напрочь сжег свою носоглотку кокаином, подгнивает изнутри от СПИДа, трахает все что движется — от дешевых путан до волосатых мужиков и резиновых кукол, блюет после пьянок и не может произнести связную фразу во время интервью? Кумирам дозволено все.
Когда кумир, кольнувшись для взвода, конвульсивно дергается на сцене в фальшивой имитации сексуального экстаза и заливистым тенорком поет нечто крутое, улетное и интеллектуально недосягаемое вроде:
Дворник, милый дворник,
Жопа с метлой… —
гормоны у зрителей выпрыгивают из ушей, а переполнившие зал подростки ревут в экстазе и мечтают быть такими же мужественными, отвязанными, прикинутыми и крутыми, как этот, вырвавшийся на вершину жизни секс-символ-однодневка.
Новость, что кумир нацепил еще пару колечек на соски и пупок волнует значительно больше, чем попытка государственного переворота или кризис на Ближнем Востоке. Какой, к чертовой матери, Ближний Восток, если прошел слух, что у кумира (тут голос обычно таинственно понижается, а сердце начинает биться быстрее) аж три золотых колечка на члене и по одному на яичках. Информация — из самых достоверных источников.
