— Это ведь ты генерала замочил, — сказал Глеб.
Глаза Гляделкина забегали.
— Я? Да ты что? Зачем мне?
— Да, ладно, — махнул рукой Бычков. — Плевать мне на генерала. — Я интересуюсь так, не для протокола, а из чистого любопытства. Никто тебя не тронет. Менты уже дело, считай что, закрыли. Повезло тебе, парень. Все улики против Лады Воронец, так что на покойницу убийство и спишут. Я сам тебя только по венику и вычислил. Не стоило тебе его за ящиками забывать. Да ты не дрейфь, я никому не скажу. Я же знаю, что у тебя брат по контракту в Чечне воевал, а по окончании контракта погиб при невыясненных обстоятельствах.
— Была б моя воля, я бы всех этих сук замочил, — процедил сквозь зубы Гляделкин.
— Я тебя понимаю, — кивнул головой Бык. — У меня тоже иногда возникает такое желание.
Лоточник шмыгнул носом и вытер его рукавом.
— Я ведь тогда не успел к полуночи. Засиделся с приятелями, а когда спохватился, уже поздно было. Пока домой за веником сгонял, пока до магазина добежал, уже десять минут первого было. К магазину я с заднего двора подходил, неудобно было — вдруг кто-то увидит меня. С этим веником среди ночи я полным дураком себя чувствовал.
Потом я заметил Воронец. Она с Дачного проспекта к магазину заворачивала. Я ее не сразу узнал, темно было, увидел только женскую фигуру в черное трико затянутое, черные перчатки на руках, волосы черные длиннющие, в руках скрипичный футляр.
У меня прямо душа в пятки ушла. Экстрасенска-то сказала, что в полнолуние после полуночи на землю нечистая сила выходит, а я, как назло, не успел в полночь магазин на венике обскакать, читая «Отче наш», проклятье с себя так и не снял, вот и подумал, что это дьявол пожаловал по мою душу.
— Ну, ты, брат, даешь, — изумился Глеб. — Прямо средневековье какое-то.
— Тебе-то легко говорить, — обиделся Гляделкин. — Тебя там не было. А я со страху за ящики спрятался, смотрю, а тут кошка к стене подошла, остановилась и внимательно так на меня смотрит. Я со страху в чуть в штаны не наложил. Думаю — надо же, еще один дьявол по мою душу. Колдунья-то говорила, что дьяволы больше всего любят в кошек вселяться.
— Так то ж Лолита была! — вскинул брови Бычков. — Ты сам сколько раз ее колбасой угощал!
— Поди разберись в темноте, Лолита это или не Лолита. Ночью, как говорится, все кошки серы. Смотрю, а первый дьявол положил футляр на газон, достал оттуда топор и стал осторожно так ко второму дьяволу красться. Потом топор поднял и как рубанет его по шее. Тут-то я и разглядел, что первым дьяволом оказалась Лада Воронец.
Она кошку второй раз топором ударила, череп ей раскроила, потом ложкой мозг отковырнула, съела, довольная такая, футляр подхватила и ушла, а топор на траве оставила.
Ну, я еще немного за ящиками посидел, уже совсем поздно было вокруг магазина бегать, да и страшно мне стало, вокруг нечистая сила шастает. Я, стараясь держаться подальше от света и кошачьего трупа, подошел по газону к топору, прихватил его на всякий случай для самозащиты и уже собрался домой идти, вдруг вижу — кто-то идет по Дачному проспекту. Я юркнул в кусты, думаю, если кто-либо меня с топором в руках увидит, мало ли что решит. Человек подошел к трупу кошки, наклонился над ним, свет упал ему на лицо, — я глазам своим не поверил, — генерал Красномырдиков собственной персоной, один, без охраны.
Я как увидел его, так что-то на меня накатило, словно дьявол в меня вселился. После смерти брата мать в больницу с инфарктом слегла, отец поседел весь, а этот подлец, за жалкие копейки собственных солдат убивающий, разгуливает здесь как ни в чем не бывало, да еще и в президенты метит.
Генерал подошел к памятнику Зое с кислотой, руки за спину заложил и стоит, словно задумался о чем-то. Вот я по горячке и решил его топором по голове рубануть, как Лада кошку. Достал носовой платок, отпечатки свои с топорища обтер, и, держа топор через платок, стал подкрадываться к генералу. Крадусь, а сердце колотится, кажется — вот сейчас, паразит, обернется, заметит меня, а у него ж наверняка пистолет с собой. Угробит меня как и брата. Ну я и метнул топор со всей дури. Метнул — и попал. Вот и все.
— Ладно, мокрушник, — похлопал его по плечу Глеб. — Пора тебе на лоток ехать. Считай, что ничего мне не говорил.
— А ты? — Гляделкин посмотрел на Бычкова. — Как бы ты поступил на моем месте? Заделал бы генерала?
— Заделал бы, наверное, — кивнул Глеб. — Только все равно всех сук не перемочишь.
— А жаль, — вздохнул лоточник.
— Жаль, — согласился Бычков.
* * *
За десять минут до конца рабочего дня красный «феррари» свернул с Дачного проспекта, и, заложив плавный вираж, затормозил перед крыльцом апокалиптического магазинчика.
— Зайчик! — радостно выскочила навстречу синяевскому авторитету Лариса Сушко.
Привычным жестом обняв подругу детства, Психоз зашел в магазин.
— Мне нужно потолковать с этим пареньком, журналистом, — сказал он Глебу Бычкову. — Пришли-ка его в бар.
Под облицованным деревянными панелями потолком непривычного к такой музыке «Космоса-2» торжественно зазвучал концерт ре минор для скрипки с оркестром Сибелиуса. Лариса хорошо знала вкусы синяевского авторитета.
— Что ж, — сказал Психоз, жестом приглашая Дениса занять место за его столиком, — надо признать, что ты неплохо поработал.
— Я старался, — скромно потупился Зыков.
— С этого дня ты перестаешь быть бесхозным журналистом. Теперь ты будешь журналистом при хозяине.
Денис изобразил на лице искреннюю радость, мысленно прикидывая, какие неприятности ему сулит столь лестное предложение.
— Ты станешь русским Марио Пьюзо, — продолжал синяевский авторитет. — Ты напишешь книгу о русской мафии. Настоящую книгу, а не дерьмо, каким нынче заполнены все книжные прилавки. Я даже придумал для этой книги первую фразу.
— Какую же? — поинтересовался журналист.
— Мафия бессмертна, потому что смертны все мы, — торжественно изрек Психоз.
— Отличное начало, — кивнув, согласился Денис.