я этого хотела. Как сильно я в этом нуждалась. Они превратили меня в животное за такое короткое время. У меня мурашки побежали по коже при мысли о том, что я настолько беспомощна.
Дверь заскрипела на ржавых петлях, протестующе застонав под тяжестью металла, тянущего ее вниз. Темная фигура шагнула вперед, и я сгорбилась в темноте, сразу за яркой полосой света, проникавшей в мою камеру. Я ждала миску и пока дверь закроется, чтобы я могла наброситься на нее и вылизать дочиста.
Но миски не было. Вместо этого прорезался голос, отскакивая от моих ушей, как камни, брошенные в кроличью нору, оставляя после себя звук моего учащенного пульса.
— Мисс Уиллоу Авалон, — сказала она голосом, в котором презрение сочилось из каждой согласной. — Ты готова к своему наказанию?
— Готова?
Ответила я, но это слово вылетело, как сухое карканье ворона. Я некоторое время ни с кем не разговаривала, поэтому не использовала свои бедные голосовые связки.
— Да, готова ли, — ответила она и вошла в камеру. Она потянулась к стене снаружи, остановилась, проводя рукой вверх и вниз по ней, а затем сказала:
— Вот оно.
Поток жгучей боли взорвался в моих глазах, когда она включила свет в моей камере. На глаза навернулись слезы, и я крепко сжала веки, чтобы заглушить боль от внезапной вспышки. Я держала глаза закрытыми, пока она продолжала говорить.
— Как я и говорила, — монотонно продолжала она. — Это только начало твоего наказания. Ты принесла алкоголь на школьное мероприятие, и мистер Ремингтон считает, что ты проявляла сексуальную агрессию по отношению к его сыну. Пыталась заставить его заняться с тобой сексом перед свадьбой.
— Я не вела себя по отношению к своему жениху так, чтобы это не считалось совершенно нормальным, — ответила я и подумала о том, как я укусила его за руку и как он обхватил пальцами мое горло… и как хорошо нам обоим было. Это было нашей нормой. Тем не менее, я не могла позволить старой кляче узнать об этом. Я ощетинилась и собрала все свое достоинство, прежде чем сказать:
— Я не думала, что водка будет иметь большое значение. Это колледж. Мы же не в старшей школе или что-то в этом роде.
Я заставила себя открыть глаза и подняла взгляд, чтобы увидеть жестокую, кривую ухмылку сестры Бейкер, смотрящей на меня сверху вниз. На ней было выглаженное льняное платье и практичные, начищенные черные туфли. Она могла бы сойти за монахиню, если бы носила платочек, но она была чрезмерно гордой блюстительницей правил в Академии.
Ее волосы были собраны сзади в строгий пучок, и несколько лет она была в состоянии кипящей ярости, которая украла всю её красоту. Обида окутывала ее, как облако сигаретного дыма, и единственной радостью, которая искрилась в ее глазах, была власть, которую она имела надо мной в данный момент.
— У тебя, должно быть, случилось сотрясение головы во время аварии, — сказала сестра Бейкер. — Ты забыла правила поведения, ожидаемые от тебя как от Высшей и будущей жены промышленника. Ты не понимаешь последствий этой Низшей пьянки.
Я жаждала найти в себе силы вскочить и ударить ее кулаком в лицо. Это было рефлекторное действие, которое я умела делать, хотя мне сто раз говорили, что я не боец. Я была настоящей девушкой Высшей, меня причесывали и тщательно баловали, готовя к ее идеальной жизни в Высшем обществе.
Но в моих венах пульсировала кровь, кровь улиц. Я была драчуном; если бы я не была так слаба от голода и отчаяния, я могла бы надрать ей задницу прямо здесь.
— Правила безумны, — прошипела я с пола. Должно быть, я выглядела наполовину дикарем, наполовину животным. Грязное создание, едва ли лучше того, что она нашла бы на подошве своей туфли. По крайней мере, я так подумала, судя по усмешке на ее лице.
— Почему мы должны подчиняться мужчинам? Женщин десятилетиями не принуждали к подчинению. К черту патриархат.
Она удивленно приподняла бровь. Тогда я смогла полностью открыть глаза, и они просканировали внутреннюю часть камеры, когда она отвечала. Там не было ничего полезного, что я могла бы увидеть, ни простого аварийного люка, ни потайного окна для моего побега.
Я действительно находилась посреди бетонной коробки с металлическим фасадом, и я действительно в дерьме.
— Ты вступаешь на опасную тропинку, — сказала сестра Бейкер сквозь стиснутые зубы. — Ты опасно близка к предательским высказываниям. Все знают, что патриархата не существует. Это ложь, придуманная незамужними женщинами, которые недовольны свободой, которую им дают во внешних землях.
— Внешние земли? — спросила я, моргая, когда мои глаза, наконец, привыкли к свету.
— Ты знаешь о них, — нахмурилась она.
— Безопасное место, куда мы отправляем женщин, которые не выполняют никакой функции в обществе. Истерички, слабоумные и те, кто думает, что они слишком хороши для наших правил. Те самые правила, которые веками позволяли нашей стране легко и успешно функционировать. Если кто-нибудь еще услышит, как ты говоришь подобное, тебе, возможно, не так повезет и ты окажешься не в камере здесь, в Кримсон. Тебя отправят во внешние земли, не задумываясь.
Я снова моргнула, в голове проносились тысячи вопросов, отчаянно нуждающихся в ответе. Бейкер не доставила мне такого удовольствия. Вместо этого она посмотрела на меня сверху вниз, сочувственно покачала головой и отступила назад, словно собираясь покинуть мою камеру.
Внутри взорвалась паника, и я изо всех сил попыталась вскочить на ноги, прежде чем она снова оставит меня одну в темноте.
Она была слишком быстрой, а я двигалась так, как будто была под водой. Все казалось нечетким по краям и снова пиксельным, как будто я была не в фокусе. Не комната не в фокусе, а я.
— Ты останешься здесь, пока не начнёшь соблюдать правила, — заявила сестра Бейкер. — Мистер Ремингтон не будет ожидать от тебя ничего, кроме абсолютного послушания, и будет лучше, если ты согнешься, прежде чем сломаешься.
— Не оставляй меня!
Воскликнула я, когда она выключила свет и захлопнула дверь.
— Пожалуйста, Боже, не уходи!
Мои пальцы чуть не зацепились за край дверной рамы, но когда металл ударился о металл, мне
