«доктора». Снял со стоявшей на печи кастрюли крышку, бросил её на стол. Девчонки выполнили моё распоряжение: пошли в спальню. Ушёл из кухни и мой младший брат. Я вспомнил, что в прошлой жизни Инга Рауде пусть и не преспокойно, но дотерпела до вечера понедельника. Поэтому направился к умывальнику без суеты и спешки.
* * *
— Температура тридцать восемь и две, — сообщила Котова.
Она продемонстрировала мне градусник.
Я кивнул и произнёс:
— Ясно. Примерно такую я и предполагал.
Уселся на край кровати, размял пальцы. От моих рук пахло мылом. Этот запах немного заглушил витавшие в спальне ароматы пота и пыли. Я засучил рукава тельняшки, велел настороженно следившей за моими действиями Рауде расслабить мышцы живота. Успокоил Ингу обещанием, что «всё будет хорошо».
Не оголил девчонке живот — провёл кончиками пальцев поверх ткани рубашки. Сделал лёгкое скользящее движение сверху вниз по животу девицы: по направлению к правой подвздошной области. Комсорг предсказуемо издала жалобное «ой». По реакции пациентки я убедился в том, что боль усилилась в конечной точке движения моих пальцев.
Убедил в этом и сторонних наблюдателей (доцента, Кирилла, Торопову и Котову), которые собрались рядом с кроватью, где лежала истекавшая слезами Рауде.
— Вопросов больше не имею, — сказал я.
Поднял руки, посмотрел на черноволосого доцента и заявил:
— Аппендицит. Без сомнений.
— Мамочки… — снова пролепетала комсорг.
Инга не спускала с меня глаз. Никого, кроме меня она словно и не замечала. Слёзы скатывались по её вискам, падали на подушку. Губы девчонки едва заметно шевелились, но звуков я не слышал. Краем глаза заметил своего младшего брата — тот покусывал губы. Торопова хмурилась. Черноволосый доцент в очередной раз полировал платком стёкла своих очков.
— Что теперь делать? — спросила Лена Котова. — Её надо… к врачу.
— Да нормально всё будет! — заявил я. — Не переживайте.
Я улыбнулся и сообщил:
— Отправим её в больницу. Там её прооперируют…
Рауде вздрогнула, заскулила.
Я накрыл ладонью её руку и сказал:
— Перестань, Инга. Ерундовая операция! Сейчас аппендиксы вырезают, как семечки щёлкают!
Усмехнулся.
— Зато не будешь таскать арбузы. Все наши тебе обзавидуются! Полежишь немного в больнице, и уже через недельку будешь дома.
Легонько похлопал Ингу по руке и добавил:
— Получишь на память об этой поездке крохотный шрам на боку. Только и всего. Так что успокойся, подруга: ничего страшного не произошло.
Я посмотрел на нашего нерешительного руководителя.
— Скоро придёт машина, — сказал доцент. — Я попрошу, чтобы Рауде отвезли в больницу.
Он говорил неуверенно, будто сомневался в правдивости собственного обещания.
Я заглянул Инге в глаза и произнёс:
— Вот видишь, подруга? Скоро всё закончится. Часа через три ты будешь в больнице. А утром уже забудешь обо всех этих неприятностях.
Усмехнулся и сообщил:
— Придётся лишь поголодать: не знаю, разрешат ли тебе есть сразу после операции.
Я встал, поправил тельняшку и повернулся к брату. Махнул рукой.
— Пошли, Кир.
Взглянул на Котову.
— Лена, ты тоже иди с нами, — сказал я. — Ты мне понадобишься.
Котова насторожилась.
— Зачем? — спросила она.
— Поможешь нам на кухне, — ответил я. — Скоро голодный народ с полей подтянется. А у нас ужин ещё не готов. Опаздываем.
Указал на Торопову.
— Наташа за Ингой присмотрит. Хотя за ней и присматривать-то не нужно. Разве только: развлечь беседой, чтобы Инга не скучала.
Котова неуверенно повела плечом.
— Ладно, — сказала она.
Стрельнула взглядом в лицо Рауде.
Мой тон подействовал: глаза у Инги всё ещё влажно блестели, но вода из них уже не лилась. Комсорг поглаживала свой живот (в том самом месте, где недавно завершили скольжение мои пальцы). Хлюпала носом.
Я снова махнул рукой — привлёк внимание своего брата и Котовой; поторопил их:
— Лена, Кир, за мной. Времени почти нет. За работу!
* * *
— Кирилл, — тихо сказал я. — Бросай все эти поварёшки и беги в деревню. У тебя есть примерно два часа на то, чтобы вернуться сюда с машиной. Слышишь меня, брат? Очень надеюсь, что ты уложишься в это время.
Кирилл взглянул на дверь.
— В деревню? — опешил мой брат. — Зачем?
Он растеряно заморгал. Удивлённо повела бровями и Котова. Я поправил грязную штору, отделявшую пространство спален от кухни. Подошёл к своему брату, посмотрел ему в лицо.
— Инге срочно нужно в больницу, — сообщил я. — Срочно! Понимаешь?
Говорил я негромко, чтобы меня не услышали в женской части спальни, где рядом с кроватью Рауде остались доцент и непонятно чем рассерженная Наташа Торопова.
— Так… скоро же приедет машина… — произнесла Котова. — За арбузами.
Она показала на стену, чуть левее окна — в том направлении, в каком мы по утрам топали на баштан. Кирилл кивнул — согласился с утверждением Лены. Я усмехнулся.
— Какая машина? — сказал я. — Вы в своём уме?
Покачал головой.
— Сегодня воскресенье! — сообщил я. — Неужели вы забыли?
Тихо добавил:
— Сегодня вкалываем только мы. У прочих советских людей сейчас законный выходной: они отдыхают и пьют водку.
Щёлкнул пальцем по коже под челюстью.
— Машина появится тут только завтра утром, — сказал я, — как и неделю назад. Помните?
Я выдержал паузу.
Кирилл вскинул руку, схватился за голову. Лена прикрыла свой рот ладонью, смотрела на меня в упор огромными глазищами. Я развёл руками, взглянул сперва на брата, затем на Котову.
— Сообразили? — произнёс я. — Сегодня машина не приедет. Если мы сами об этом не позаботимся.
Показал на штору, что едва заметно покачивалась в дверном проёме от сквозняка.
Котова и Кир взглянули в её сторону.
— У Инги поднялась температура, — сообщил я. — К ночи температура станет ещё выше. Под сорок градусов. А боль уже сейчас сместилась в правую подвздошную часть живота. Вы понимаете, что всё это значит?
Комсомольцы покачали головами.
— Что? — спросил Кир.
Похожий вопрос я прочёл и в глазах Котовой.
— Вся эта слабость и недомогание связаны с интоксикацией организма, — сказал я. — По той же причине у Инги и рвота. Боль сместилась в конечную точку. А это значит, что воспаление длится третий, а может и чётвёртый день.
Я снова замолчал.
— И… что? — Лена вслух повторила вопрос моего брата.
Я пожал плечами и заявил:
— Пока
