на голову напялил, Лех?
— Х-хе, так ты ж сама мне в третейник(3) сказала: «Чтоб я твоей рожи больше не лицезрела»? — нахально просветил меня верзила… Ага, видно он все эти пять дней придумывал, как бы в таком разе извернуться. А я уж было успокоилась… Точно, конец идиллии:
— Да что ты?.. А если бы я тебе и про все тулово сказала, ты б тогда полностью в него влез? — не по-доброму поинтересовалась я, подходя к всаднику еще ближе.
— Да не-ет, — с сомнением протянул тот, видно прикидывая в своем «младенческом» уме и такой поворот. — Так что с покупками то? Может, бусы из бисера, або серьги? Ты говори, Евся, не стесняйся.
— Какое там стеснение? — под возрастающее хихиканье за моей спиной, сделала я еще шажок к коню. — А вот такие же мне купишь? — и оттянула от правого уха, закрученную в тяжелый крендель косу.
— Какие? — радостно свесился из седла парень, придерживая на макушке завесу.
— А ты слезь… и тогда лучше разглядишь.
Еще раз просить «смельчака» не пришлось, и в тот же миг он предстал передо мной во всей своей многовершковой красе:
— А, ну, покажь?
— Ага… — сделала я, напротив, два шага назад, чтоб сподручнее было размахнуться, выдергивая в это время из-за спины, зажатую в другой руке метлу.
— Ага-а… Ты чего?.. Евсения!
— Пыль из мешка буду выбивать, конь ты кудлатый! — и саданула от всей души первый раз. — И чтоб я тебя всего целиком больше не лицезрела!.. И чтоб не слыхала тоже!.. И чтоб… — замахнувшись в третий раз, лишь на долечку задумалась, чем воспитуемый тут же воспользовался, взмыв обратно на своего гнедого:
— Евся! Ты дикая! Но, я ж тебе когти пообстригаю, так и знай! — уже скача по широкой улице, прокричал он, на ходу сдергивая дырявую мешковину с кудрявой светлой головы.
— Скачи-скачи, кёнтаврь!
— Лех, лучше мне леденец купи! — высыпала вслед за мной на дорогу хохочущая во весь рот ребятня… А ведь, не знает, дурень, как рисковал… Да и я… еще пуще. Оттого и обозлилась не на шутку.
— Дядька Кащей! — оборвали мои хмурые мысли новые детские крики, но, в этот раз, приветственные — к нам, с другой стороны улицы, покачиваясь, будто от ветра, шел сутулый хозяин здешних хором…
«Кащей», в переводе со все того же, означает «пленник», что к приближающемуся сейчас старику имело прямое отношение, правда лет одиннадцать тому назад. Тогда, с горы, в которую весь Купавная своей единственной улицей почти упирается, сошла снежная лавина, вызванная неизвестными сотрясениями горных пород. Хотя, многознающие утверждают, что причиной тому явлению стали «темные» дела, происходящие в соседних с нами землях Озерного края. Будто там какую-то пещеру обвалили, ходы в которой на много миль вдоль всех Рудных гор простирались. Но, не то важно. А важно, что на самом гребне той лавины, и прямиком в огород нашего порядника и заехал на своих полозьях, тогда еще Терех, промышлявший на пару с подельником «черными» перекупками(4). Подельнику повезло больше, хотя, судить о том сложно, ведь его судьба для нас неизвестна. А вот наш «счастливчик» переломал себе обе ноги, перейдя, сначала в ранг «пациента» весевой знахарки. А уж потом ему на выбор и была предоставлена судьба — либо быть торжественно сданным государственным властям, либо остаться здесь и стать частью местной языческой общины, коей, по большому счету, глубоко начхать на отсутствие у нового своего члена даже паспорта. Главное, чтоб у него в наличие имелись: незлобливый нрав, умелые руки и, хотя бы уважительное отношение к многоликому божественному «хороводу»(5). А обращение «Кащей» так и зацепилось, сначала за местные языки, а потом уж надежно осело и в головах, что с годами привело к тому, что и сам бывший Терех при знакомстве стал представляться по новому, языческому имени. Благо, за пределами веси его значение мало кто знает.
— Ой, л-ли, — расплылся, при виде такой дружной компании, воротившийся хозяин, а потом прищурил на меня свои большие осоловелые глаза. — Чисто Мокоша(6) с дитями ты, Евсения и при хозяйстве.
— Ну, уж, — в ответ беззлобно фыркнула я, однако, тут же перевернув метлу к низу прутьями.
— Дядька Кащей, а мы про люде-коней сегодня читали. Ты нам такие же свистульки вырежешь?
— Ага, всем, окромя Галки, а то ей опять примерещится.
— Сам ты… Дядька Кащей, а мне тогда с птичкой. А я ее дома сама разрисую. У меня и краски есть, — обступили старика со всех сторон дети, дергая его, то за помятую рубаху, то за полное липовых заготовок под такие же забавы лукошко… Интересно, а где ж он «накатить» то успел? Не иначе, как с пастухом опять под березами об устройстве мира беседовали:
— А, ну-ка, всем помолчать! — напомнила и я о себе. — Докладываю: в ваше отсутствие на вверенном мне для просвещения дворе… — бросила я быстрый взгляд по притихшим ребячьим физиономиям. — ничего безгодного не произошло. Дети вели себя примерно. Книги — все в сохранности.
— А Лех в личине? — подала голос смуглая Жула, но тут же была одернута за жидкую косицу:
— Так-то ж за калиткой было. Молчи.
— Ну, раз вы такие молодцы, — сделал Кащей вид, будто он не только слабо видит, но, и слышит. — добро, смастерю вам свистульки с люде-конями, — а потом закончил, уже через радостный визг. — Евсения, ты-то завтра придешь?
— А у вас опять дела? — тоже повысила я голос.
— Да просто приходи. Я буду чадам читать, и ты тоже послушаешь. Или выросла уже из познавательных книжек?
А что мне ему ответить? Не выросла я. Да только в книжках этих, не про таких, как я написанных, больше вопросов, чем ответов, дать которые мне здесь некому:
— Будет время, приду. И за новое лукошко благодарствую… Ой, а, где ж я его оставила-то? — и подорвалась назад к высокому крыльцу, приткнув по дороге в прежний угол свое «воспитательное орудие»…
От Кащея мы возвращались, сначала все той же шумной «компанией», постепенно по дороге отпочковываясь каждый в свой двор, и оставшись, в конечном счете, на пару с трещащей без умолку Галочкой. А как же иначе, когда столько за день впечатлений, которыми требуется поделиться и в самых мельчайших подробностях. Но, сегодня, пришлось мне дитё расстроить:
— Нет, милая, я к вам не загляну. Так и передай от меня Любоне, что, мол, торопилась она сильно, потому как Адона гневаться будет, — девочка хлопнула пару раз своими, точь-в-точь, как у моей подруги, голубыми очами и внесла предположение:
— Так и пусть она… гневается, тетка Адона. Все равно ж, накричать
