на песке, который скоро окрасится их кровью, и испугалась: — А что, если он вернется?
Яр подбросил секиру в руке и понимающе взглянул на жену:
— Не бойся, с ним Фарлан Черный — он не даст ему сделать глупость.
— Ты доверил сына рабу! — В голосе женщины зазвучала яростная горечь, и седой воин, устав спорить, надвинул личину шлема.
— Фарлан давно уже вольный, и он мой единственный друг! Единственный, кому я могу доверить своего старшего сына и продолжателя рода!
Сказав, он решительно шагнул вперед и вдруг замер, на мгновение повернувшись к жене. Даже сквозь железную маску было видно, как потеплели его глаза.
— Прощай, Рина! Никогда я не жалел, что выбрал тебя тогда!
Сжав топорище обеими руками, Яр поднял взгляд и оглядел всех своих бойцов.
— Братья! Чего тянуть? Нас заждались на славном пиру павших! За дело!
С этими словами Яр Седой, вскинув над головой свое страшное оружие, бросился на врага. За ним, не отставая ни на шаг, рванулся весь клан, и боевой клич Хендриксов эхом пронесся над фьордом.
* * *
На горной тропинке, ведущей к перевалу, остановились два путника. Один из них совсем юный, лет пятнадцати, развернулся и сделал несколько шагов к краю обрыва. Отсюда открывался вид на залив и прибрежную полосу. Юноша нашел щель между огромных валунов и припал к ней.
Пожилой черноволосый венд печально посмотрел на парня.
— Ольгерд, не рви сердце. Твой отец знает, что делает: кто-то из Хендриксов должен остаться в живых и отомстить!
Пальцы Ольгерда сжались в кулаки. Там, внизу, он увидел своего отца, врубающегося в строй врагов. Рядом шла мать — она неплохо владела мечом, но матерым воякам Ларсена, была не соперник. Она отбила один удар, второй, но тут же изогнулась от боли. Вражеское копье пробило кольчугу. Здоровенный детина ударил ее ногой и, опрокинув на песок, вонзил меч в грудь.
Отряд защитников таял на глазах. Брата и сестры уже не было видно. Хендриксы падали один за другим. Последним остался сам Яр. Один посреди узкой полоски песка, заваленной трупами. Рубленая рана на животе заставила гордого воина согнуться. Левой рукой он зажимал разорванную кольчугу, из-под которой хлестала кровь. Вокруг радостно щерились Ларсены.
Гаральд причмокивал, предвкушая будущее удовольствие:
— Я буду наматывать твои кишки на столб до тех пор, пока ты не скажешь, куда отправил своего ублюдка!
Яр стоял, опираясь на секиру, последние силы покидали его. Мысль о том, что поганые Ларсены будет измываться над его обессиленным телом, была нестерпима, и он, заскрипев зубами, все-таки нашел в себе силы усмехнуться:
— Ты хочешь напугать меня, Гаральд? Воина нельзя напугать болью. Хотя тебе-то откуда это знать!
Яр Седой с мертвенной улыбкой на лице убрал руку, придерживающую распоротый живот. Открылась страшная рана. Правой рукой, глядя прямо в глаза Гаральду, он вытащил кровавое месиво своих внутренностей. Огромный воин, весь залитый кровью, держал собственные кишки на ладони. Мир вокруг него затих, и еле слышный шепот долетел до ушей каждого Ларсена:
— Ты это хотел сделать⁈
Взгляд мертвеца пронзил Гаральда. Яр медленно наматывал свои внутренности на топорище секиры.
Эффект был ошеломляющий. Абсолютная тишина приветствовала мужество Хендрикса. Все воины Ларсена, затаив дыхание, следили за Яром. Они смотрели на этот беспримерный акт высочайшего духа так, словно ждали, что вот-вот разверзнутся небеса и на их глазах бессмертные боги заберут врага в зал павших! Но небеса не разверзлись и духи не унесли героя. Яр дрожащей рукой попытался сделать еще виток, но силы оставили его, и глава клана Хендриксов мертвым рухнул на окровавленный песок.
Ольгерд очнулся от наваждения. Все это время он завороженно следил за происходящим внизу. С пробуждением пришла боль и безысходность реальности. Юноша вскочил, издав душераздирающий вопль, и, выхватив меч, как одержимый рванул вниз по тропе.
Фарлан, занимал такую позицию, словно ожидал нечто подобное. Он бросился на спину бегущего юноши и, сбив с ног, прижал того к земле.
Ольгерд взревел, как раненый дикий зверь:
— Пусти! Убью!
Его глаза бешено вращались, готовые вот-вот выскочить из орбит, и Фарлан на всякий случай отобрал у юноши меч.
— Не глупи! Думаешь, мне легко⁈ Твой отец уговаривал меня всю ночь, и я поклялся ему, что, пока жив, с тобой ничего не случится!
Ольгерд перестал дергаться, но слова его по-прежнему дышали лютой ненавистью:
— Пусти меня, Черный, или, клянусь, я убью тебя!
Фарлан поднялся и встал, закрывая собой тропу:
— Ты не слышал меня, Оли? Я сказал — пока жив! Так что возьми меч и убей раба. Ничего, что он вырастил тебя. Убей! Ничего, что он единственный человек, которому твой отец мог доверить сына. Убей!
Закрывая залитое слезами лицо, Ольгерд отбросил кинжал в сторону и, срываясь, закричал:
— Будь ты проклят, Черный! Будь ты проклят!
Юноша повернулся к мужчине спиной и, сделав несколько шагов, зашатался, но Фарлан не позволил ему упасть. Бросившись вперед, он подхватил бесчувственно обвисшее на руках тело.
— Не вовремя ты, Оли, истерики закатываешь! Ох не вовремя! — Фарлан достал флягу с водой и побрызгал Ольгерду на лицо. — Нет у нас на это времени, парень, каждое мгновение на счету!
Ольгерд открыл глаза, его лицо больше походило на белую гипсовую маску, и Фарлан протянул ему флягу:
— Глотни! Ничего не поделаешь, сынок, жизнь состоит из одних потерь. Поверь, они уже в чертогах Оллердана на священном пиру павших.
Ольгерд смотрел на Фарлана снизу вверх, и слова бывшего раба долетали, как последнее напутствие отца:
— Не гоже горевать о тех, кто празднует за столом в зале павших!
Черный протянул юноше руку:
— Вставай, нам надо торопиться! Думаю, погоня уже на тропе.
Глава 2
Они бежали, шли, потом снова бежали. Преследователи не садились им на плечи, но и оторваться не удавалось. Когда тропа вышла к краю обрыва, Фарлан смог увидеть далеко внизу цепочку из десяти маленьких фигурок. Одну из них он мог бы опознать из тысячи. Дури Однорукий, родной брат Гаральда, сам возглавлял погоню.
«Этот не отступит», — подумал венд хорошо зная почему. Дури не всегда был одноруким — он стал таким в тот день, когда почти тридцать лет назад в очередной стычке встретились два клана. Рубились от души, не жалея ни себя, ни врага!
Тот день всплыл в памяти Фарлана так, словно это было вчера. Он, совсем еще юнец,
