принадлежала лишь королям.
Таким, как Генри.
Он больно ударился коленями о камень, блестящий, как самоцвет. Генри оперся окровавленной рукой об идеально отполированный кристалл и окрасил его красным, отдавая последние крупицы своей жизни. Круглый каменный столп засиял.
Чтобы воспользоваться столь мощной магией, требовалось принести жертву. Генри подчинится, но не отдаст свое собственное тело. Чтобы использовать Брешь, требовалась вся кровь человека до последней капли, и он не станет приносить в жертву себя.
Теперь оставалось только ждать, когда его найдет один из этих идиотов.
Генри напряженно прислушивался. Отдаленная капель, медленная и ритмичная, заполняла пустоту между ним и изменниками, пока… да, вот оно. Сквозь ритмичный, пульсирующий звук капающей воды глухим эхом раздались шаги – словно зверь неожиданно вышел из тени.
Похоже, ждать оставалось недолго.
Прерывисто дыша, опустившись на колени на светящуюся платформу, Генри на краткий миг прикрыл глаза. Нельзя было спать. Учитывая, как много крови он потерял, уснуть значило бы умереть. Ему нужна была лишь секунда, всего одна, чтобы перевести дыхание.
– Вот ты где, – сказал один из преследователей, и его голос стал громче.
– Верно, – резко ответил Генри. – Я здесь.
Он затылком чувствовал на себе тяжелый взгляд убийцы. Генри стоял спиной к изменнику и мог лишь представить ухмылку на лице простолюдина, который решил, что может убить короля.
Но Генри был Избранным.
Человеком из народа, облеченным королевской властью самими Норнами[1]. Он прошел через ад, чтобы захватить престол Салдии. Он объединил под своим началом весь континент. Он заставил королей и королев склониться перед ним, чтобы снести им головы в наказание за мятежи против его правления.
Он ни за что не потеряет все это сегодня ночью.
В обычной ситуации ему не составило бы труда справиться с любым человеком. После этого нападения, однако, каждый выдох заканчивался вопросом, настанет ли следующий вдох.
Генри обязан был беречь каждую крупицу сил, если хотел пережить это.
И он переживет. Он обязан был это пережить. После всех страданий, что он перенес до сих пор, этот день не станет днем его смерти.
В конце концов, нужно было еще совершить возмездие. Нужно было пролить еще много крови, прежде чем отправиться в могилу, – и забрать с собой множество душ.
Глава 2. Коннор
В густых зарослях Древнего леса раздался леденящий душу вой моровых волков. Холодный ветер в ответ зашелестел кронами мудрых старых деревьев. Стремительный поток воздуха бился о листву, словно волны о берег, порой даже громче, чем существа, рыщущие в этих дебрях. За столетия своей жизни этот лес видел взлеты и падения многих королевств, и скорбным воем гигантских волков здешние вечные дубы было не испугать.
На краткий миг вой утих, эхом пронесшись по горам.
Предвестие смерти.
Каждое здравомыслящее живое существо застыло на месте в ожидании того, как эти монстры пронесутся в холодной весенней ночи.
Коннор Магнусон прижался спиной к твердой ветке старого дуба, удобнее устраиваясь на своем насесте высоко в кроне дерева. Он быстро усвоил, что спать нужно на деревьях. Это он понял благодаря скелетам, на которые натолкнулся в путешествиях по этому лесу: их кости были обглоданы и вылизаны дочиста.
Моровые волки не проявляли милосердия ни к кому: ни к мужчинам, ни к женщинам, ни к детям. Легенды гласили, что они слушали лишь свой голод. В конце концов смерть придет за Коннором, но он все это время так отчаянно цеплялся за жизнь не для того, чтобы им поужинал какой-то зверь.
На дубы снова налетел бодрящий ветер. Дерево закачалось, а Коннор плотнее запахнул свой поношенный плащ и обнял себя за плечи, чтобы согреться. Хотя он порой и думал о доме, о небольшом поместье, которое его отец построил в Кёркуолле, Магнусон уже давно перестал мечтать об огне и покое по ночам. В этом лесу, который он решил сделать своим домом, это было роскошью, которую такой бродяга, как Коннор, не мог себе позволить.
Он подстроился под ритм ветра, качавшего окружавшие его сучковатые дубы. За годы, проведенные в этом огромном лесу, Коннор привык к этой песне: иссохшие стволы скрипят, когда ветер, танцуя, проносится мимо них, хлопанье листьев звучит как аплодисменты давным-давно умершей толпы, рукоплещущей представлению, канувшему в века, а его собственное тихое дыхание – последыш, добавляющийся к звукам этого оркестра.
И крик, пронзительный и краткий, прозвучавший вдалеке.
Он заставил Коннора пробудиться ото сна, словно от пощечины. Магнусон застыл и напрягся, силясь вновь расслышать голос сквозь звуки бури. Это мог быть лишь сон, лишь воспоминания, которые он так старался похоронить. В конце концов, звук был таким знакомым.
Но вот он раздался снова, в отдалении.
Женщина.
Нет – девочка, и ее тонкий голосок срывался от страха.
В том направлении, откуда раздался крик, едва ли в ста метрах от Коннора, лес с неестественной силой пронзило зеленое свечение. Оно сияло, словно величественный изумрудный дым, символом зла в ночи.
В этот краткий миг его дыхание застыло в холодном воздухе, окрасившись в зеленый цвет.
Всего через несколько секунд ослепительный свет погас, и полуночный лес поглотил яркую вспышку.
Магия посреди проклятого леса.
Крик маленькой девочки, борющейся за жизнь.
В этот миг Коннор оказался перед выбором. Он сидел один на дереве, никто не знал, что он здесь. До ближайшего городка – день пути. Коннор передвигался лесами, переходил от одной деревни к другой, ненадолго останавливаясь, чтобы взяться за работу там, где мог ее найти.
Свобода быть незамеченным, забытым была его единственной силой.
Но леса еще не до конца ожесточили его сердце.
Ветер донес утихающие завывания моровых волков, гнавших свою добычу на север. Если он собирался что-то предпринять, то сейчас было самое время действовать.
Немного помедлив, чтобы избавиться от сомнений, Коннор спрыгнул на сухие листья, оставшиеся с осени, и побежал между тесно растущих деревьев Древнего леса в сторону пронзительного крика ребенка, который вообще не должен был здесь находиться.
И не он один.
Моровые волки искали слабых и уязвимых. Маленьких. Они охотились, не заботясь о том, кого убивают, если это позволяло им утолить голод на время. Поговаривали, что эти звери умны, что зачарованная зеленая руда в горах неподалеку превратила их в нечисть. В существ, обладающих чутьем и разумом, стремящихся доставить людям – единственным хищникам, которые могли с ними тягаться, – как можно больше боли.
Коннор не знал, что на это сказать. Как и все, кто обладал хотя бы толикой инстинкта самосохранения, он старался держаться от этих зверей подальше.
И все же он не мог позволить ребенку погибнуть. Следовало подумать и о других опасностях, поджидавших
