Из Каунаса нас отвезли на железнодорожный вокзал, и посадили на поезд идущий до Риги.
Перед самым выпуском, моя мама, не догадываясь о моих художествах, и не предполагая, что деньги солдат может тратить не только на мороженное, прислала мне сто пятьдесят рублей. Сумма по советским временам более чем приличная. «Ни в чем себе не отказывай» — написала мама, в сопроводительном письме.
Уже в поезде, я начал себе не отказывать. В вагоне у проводницы купил водки, пригласил двух приятелей. Выпили. Захотелось приключений. Пошли по составу, искать вагон — ресторан. Вы знаете, во времена СССР, прибалты, обожали Советскую армию, но самую лютую любовь они питали к десантникам, особенно к пьяным. Когда мы шли по составу, то вслед нам несся зубовный скрежет, и слова искренней благодарности за наш нелегкий ратный труд, правда, произносили они эти слова на своем родном языке, но по интонации было нетрудно догадаться о смысле. В ответ, мы воинственно размахивали руками, и на военно-матерном языке, заверяли наших прибалтийских соотечественников, что — «стоим на страже всегда, всегда, и если скажет страна труда, ударом точным, врага в упор…..», и так далее и тому подобное, а так как благодарные жители братских прибалтийских союзных республик, видели, что в составе, нашего брата, полным полно, то они благоразумно и деликатно, отводили глаза в сторону. И вот в тамбуре предпоследнего перед рестораном вагона, видим, что нашего Филиппка, зажали трое молодых парней, и явно хотят, нанести советскому десанту в его лице, оскорбление действием, а проще сказать от…….ть. Эх! Так вашу, мать! Пара ударов, кулаком в морду, ногой в кирзовом сапоге в промежность, и героические бойцы балтийского сопротивления, бежали с поля боя.
— Спасибо мальчики! — перевел дух, Филиппок, — и чего они прицепились? Не понимаю, что я им сделал?
— А виноват ты в том, что хочется мне кушать, — продемонстрировал я свои скромные познания в русской литературе.
Мои менее образованные, хорошо поддатые, собутыльники, используя не литературные выражения, предложили поднять по тревоге всю команду, и устроить доморощенным нацистам, Сталинград.
— Мальчики, вы что! Не надо, не надо шума! Пожалуйста, не надо! Вы же выпили, с кем не бывает, идите отдохните.
Нет, вы слышали? Пожалуйста! Ну и ну! Да разве это выражение для старшины? Командирский авторитет, Филиппок, утратил раз и навсегда.
— Рейс, «Рига — Ташкент» задерживается по техническим причинам на двенадцать часов, — равнодушный голос диспетчера сулил нам свободу и радость.
Надо сказать, что за шесть месяцев учебки, в увольнение, меня по изложенным выше причинам не пускали, а тут свобода, возможность погулять после казармы. Тут и настоящий командир наш жеребячий табун не удержал бы, а уж Филиппок! Куда ему! Вся наша компания, сотня оголодавших по свободе и гражданкой жизни парней, моментально растворилась. Напрасно, Филиппок метался по зданию аэровокзала, пытаясь нас собрать, напрасно вспоминал всех богов и дисциплинарный устав майор, мы исчезли.
Чего там, гуляй душа! Все равно в Афган едем! Дальше фронта не пошлют, меньше пули не дадут. Мы загуляли! Как гуляли, помню смутно, после того, как попробовал, адской смеси, рижский бальзам пополам с русской водкой.
— Мальчик! Мальчик тебе плохо? — три Филиппка покачиваясь, стояли передо мной.
— Нет, браток, мне хорошо! — заплетающим языком отвечал я Филиппкам, — Вот только откуда вас трое взялось? И почему вы качаетесь? Пьяные что ли?
— Мальчики, возьмите своего товарища, и помогите ему сесть в самолет, — попросил Филиппок.
Более стойкие бойцы взяли меня под руки, и как на занятиях переноске раненых, вот сразу и пригодились знания полученные в учебке, поволокли меня на борт. При эвакуации тяжело раненого алкоголем товарища, они восхищались, моей способностью безнаказанно употреблять большие дозы смешанных напитков, и от восторга чувствительно пинали меня ногами.
Рейс Аэрофлота, «Рига — Ташкент», был обычный, пассажирский. За время полета, мы стойкие и неустрашимые десантники, заблевали весь салон самолета, и выслушали много лестных и приятных слов от стюардесс. Эти славные женщины, дали высокую оценку нашей способности переносить дальние перелеты, и восхищались уровнем нашей парашютно-десантной подготовки.
Город Чирчик, где была расположена база нашей бригады в Союзе, находился в тридцати — сорока километрах от Ташкента. Дни, проведенные там, были исполнены суровых дум, о нашем будущем. А так, как давно известно, что лучшее средство, для борьбы с тягостными размышлениями, алкоголь, то пили мы беспробудно. Треть наших будущих интернационалистов призванных из Узбекистана, исчезла сразу, за ними приехали родственники, и больше до отправки в Афган, мы их не видели. Они только попросили сообщить им телеграммой, день отправки, оставили адреса и деньги.
«Займи руки солдата или их займет черт» эта поговорка, святая истина для нашей армии. Нас пытались занять и привлечь к хозяйственным работам. Очень удачная была мысль, деньги к тому времени уже закончились, а материальных ценностей на базе оставалась достаточно. Мы тащили и продавали все, что плохо или хорошо лежало. Моральных препон по хищению государственного имущества, у нас не было, а с техническими затруднениями, замки, запоры, часовые, мы без труда справлялись. Запоры и замки выламывали топорами и ломом, а часовых, в лучших традициях десанта, снимали. Надо пояснить, что на базе в качестве охраны и технического обслуживания, оставалась сводная рота. Это были такие соколы, что их брезговали брать к себе в подразделения, даже не взыскательные строевые офицеры. Больные, ослабленные, хронические симулянты, не годные к строевой службе, не могли противостоять нашей банде. Да, именно банде, так как солдаты без должной отеческой опеки командного состава, быстро формируют кружок по интересам, а интерес у нас был один, хорошо провести время до отправки в часть. Утром мы производили разведку, выясняли где, что лежит, днем уходили на задание, которое успешно выполняли. Потом продавали, а чаше просто меняли на вино, захваченные у Советской армии трофеи. И пили. Надо сказать, что в отличие от Афганистана, где на мародерство нас вынуждал самый элементарный голод, в Чирчике нас кормили отлично. И все наши «подвиги» были даже не воровством, а чистейшей воды озорством, веселились мальчики от души.
Начальник базы, только руками разводил, и молился Всевышнему, что бы нас убрали.
Вечерняя поверка, почему поверка, а не проверка, это военная тайна Советской армии, и ее правопреемников, я ее, помня присягу, разглашать не буду. Итак, вечерняя поверка, в строю стоит, когда двадцать, а иногда тридцать полупьяных воинов. Наш старшина грозный Филиппок, читает поименный список личного состава.
— Имярек?
— Я!
— Такой то?
— Я!
Все сто указанных в списке воинов откликаются на свои имена. Филиппок, не доверяя списку, начинает перечитывать нас, по головам. Не сходится. Но, вероятно вспомнив свои школьные успехи в математике, Филиппок начинает, зачитывать список вновь. Все указанные в списке, опять подают свои голоса. И почуяв, что эту мистику ему не понять, идет Филиппок докладывать, вечно дежурному, вечно пьяному капитану, — Товарищ капитан! Личный состав, на месте. Происшествий нет.
