Несмотря на всю эту давящую безнадежность, внимательный наблюдатель все же успел поймать момент, когда он был один в безотносительной безопасности повторяющегося момента зацикленной мелодии, которая звучала под аккомпанемент гудящего лэптопа. Убрав руки от лица, он наблюдал, как разноцветные неоновые шлейфы разливаются, подобно краскам, прямо на его собственных кистях. Пытаясь сконцентрировать на них свое внимание, взгляд наблюдателя обнажал геометрически точные линии, которые, пересекая друг друга, создавали восхитительные узоры, что, пробегая от его рук по всему его обнаженному телу, падали вниз, заставляя сиять всю комнату своей непередаваемой эстетикой и наделяя маленькую черную статуэтку танцующей богини, стоящую на обеденном столике, всеми атрибутами живого существа. Следя за этой феерией образов, звуков и смыслов, наблюдатель упал на колени перед милостью ожившей Богини, начав повторять одну и ту же мантру, после чего, слегка успокоившись и обратив красные от слез глаза к лику богини, он узрел на ее лице мягкую полуулыбку, по которой стекали отходы, тут же превращающиеся в кровь, затем семя и наконец, струящийся в почве жидкий эфир. Затем он, нагревшись, испарялся в лиловом облаке, в котором потонула вся комната, заставившем наблюдателя подняться во весь свой рост и удивиться тому маленькому, но очень искусному обману, в который он ввел сам себя. Еще раз заглянув вовнутрь и вовне себя и поняв, что ни снаружи, ни внутри нет ничего, что бы он мог назвать «собой», путник отпустил всякую попытку контролировать что бы то ни было, полностью отдавшись непостижимому танцу, что казалось продолжался целую вечность.
Танцующие образы богов и богинь продолжали появляться перед взором наблюдателя под прекраснейшую из мелодий. Она, казалось, и была тем источником, что заставлял их принимать бесчисленное количество форм, которые они с удовольствием использовали для любовных заигрываний друг с другом. Наблюдая за их величественной космической игрой, путешественник и сам не заметил, как на его собственном лице появилась та самая мистическая полуулыбка, что была вечным символом небожителей, а по телу пробежал ток, заставивший каждый волосок на теле подняться во время наслаждения этим поистине великолепным зрелищем.
2.
Глядя на профиль Элен, Кевин вновь ощутил прилив того, казалось бы, забытого чувства, что, оказывается, до сих пор дремало в нем, глубоко запрятанное и наполненное повседневными заботами, мыслями и привычками. Она уничтожала их все мгновенно, подобно тому, как одна единственная вспышка молнии рассеивает тьму, и нужно использовать эту самую секунду для того, чтобы выбраться из этого темного жуткого пространства, которое стало уже казаться совершенно домашним и уютным. И всего-то ничего, казалось бы, для этого требовалось – это слегка пересилив себя, отдаться этому потоку, что готов был засосать в водоворот новых событий, что уже, в свою очередь, и должно было помочь удержать эту божественную щекотку, что разливалась вверх от живота до самой гортани, попеременно заставляя прочувствовать вибрацию каждого органа, через которую она пробегала.
И все же кое-что удерживало от того, чтобы здесь и сейчас разрушить ту невидимую стену, что не давала новому ворваться в жизнь и в своем победоносном начале утвердить свое главенство в жизни молодого человека. И это кое-что было самым подлым, что могло быть на свете – сомнением. Оно заключалось в следующем: вообще стоил ли этот чрезвычайно сильный и честный импульс того, чтобы перечеркнуть всё, что было до этого? В какой-то момент Кевин поймал себя на мысли, что, вполне возможно, он просто слишком расслабился, ведь, отматывая пленку на годы назад, он вспоминал с какой трепетностью он смотрел на свою теперешнюю сожительницу и понимал, что он не то, чтобы даже не замечал окружающих женщин, но в принципе не испытывал в этом потребности. Более того, для него было оскорбительным даже сама мысль о каких-либо контактах кроме Гвен, с которой его связывали пять лет совместной жизни. Но, со временем в его поле зрения стали попадать и другие, и их физические качества, да и свойства характера заставляли Кевина реагировать на них, иногда только ментально, иногда же, по надобности, вступая в так называемый обмен энергиями. Но этот флирт был отнюдь не какой-то сменой парадигмы, но, как бы парадоксально это ни звучало, скорее подтверждением состоятельности человека, что нашел свое место рядом с любимой женщиной, и даже влияние извне не было помехой для ощущения себя самым счастливым человеком на свете.
– Наверное, – улыбнулся Кевин, не так конечно патетично, но, тем не менее, уверенность в грядущем дне была, а чего же было еще желать? Однако, то что происходило сейчас, выбивало всякую основу из-под его теперешнего бытия. И виной тому были лишь формы тела, изгибы, что, гармонично объединяясь, бежали вверх, рисуя в восприятии Кевина идеальное лицо с глазами, что, казалось, смотрели в саму душу молодого человека. Не стоило забывать и про голос, что, казалось, и был первопричиной всякого звука, и только ради сравнения с ним существовали все остальные – только, чтобы показать на контрасте, насколько они несовершенны, да и не нужны вовсе, когда уже существует звенящий голосок Элен. Однако, несмотря на всю поэтичность этих образов, внешнее мало имело отношение в тому, что исходило изнутри, что росло внутри Кевина, желая вырваться наружу. И это был не просто импульс на синтез внешних признаков привлекательности представительницы противоположного пола, как уже успел окрестить это в своем уме путешественник, нет, это было куда более древнее, куда более сокрытое, но оттого еще более простое и настоящее явление. А точнее – сама неизбежность, что заставила мир явить себя подобным образом, чтобы знать наверняка, что на этой планете два человека с совершенно, казалось бы, несовместимыми багажами своих жизней, что они несли на своих плечах, встретились и вместе открыли страницу новой завораживающей истории их жизни сердца.
3.
– Ты ведь любишь меня? – глядя в глаза своему любимому, спросила Элен, слегка улыбнувшись.
Кевин лежал и чувствовал, как Элен, уже мягко охватив его член, снова начинает разминать его. По телу его прошла небольшая дрожь от вида двух черных зрачков, что буквально впились в него. На фоне всего этого действа играла, переливаясь различными тонами, музыка, что волнами накатывала, то на одного, то на второго участника этой любовной игры.
– Да… – приоткрыл было рот Кевин, чтобы ответить своей подруге, в тот момент как та, закрыв глаза, уже впилась в его губы, не дав закончить его и так очевидный ответ. Кевин закрыл глаза и позволил себе стать одним лишь чувственным комком нервов, которые чутко реагировали на внешние сигналы, что стимулировались мягким языком, что пританцовывал внутри его рта, и плавающими видениями смерти и возрождения, которые буквально одновременно и лишали наблюдателя всяческого адекватного восприятия, и затем вновь возвращались к нему вполне осознаваемой волной удовольствия. Оторвавшись от Кевина, Элен выпрямилась над лежащей фигурой мужчины, который, приоткрыв глаза, наблюдал за тем, как ее изящные формы буквально светятся в меняющихся оттенках нежно-лилового и темно-фиолетового цветов, которые, подобно струящемуся дыму, наполняют пространство комнаты, в которой они находились. Элен, изогнувшись всем телом, прильнула к нижней части тела Кевина, нежно проведя по ней языком. В это же самое время внутри головы мужчины буквально вспыхнули мистическим огнем несколько раскрывшихся бутонов прекраснейших цветков, что наполнили его восприятие чудесными перетекающими друг в друга геометрическими фигурами. Эти многомерные построения, казалось, полностью синхронизировались с движениями его подруги и безукоризненностью ответа тех самых примитивных, но оттого не менее важных реакций, что дремали в его организме. Сам же Кевин, точнее его тело снаружи, поднял руки, что казались неестественно невесомыми, и дотронулся до кожи Элен, обхватив ладонями ее ноги и мягким движением пригласив ее опуститься пониже. Та ответила ему взаимным движением, после которого Кевин смог коснуться ее языком, испытав ответную реакцию в виде губ, что плотно сжали его тело.
