скольжу и подворачиваю ноги, но стискиваю зубы и бегу.
Стук сердца в ушах становится громче, а лай собак и мужские перекрикивания все тише. В густых сумерках поздно замечаю, что между деревьями появляется прогал, и я еле-еле успеваю затормозить перед обрывистым берегом быстрой полноводной реки.
Слева слышу шорох и треск ломающейся ветки, от которого у меня перехватывает дыхание. Группируюсь и буквально соскальзываю по мокрой земле с обрыва на узкую полоску берега. Прячусь между подмытыми водой корнями дерева и молюсь всем богам, чтобы нас не нашли.
Какое-то время слышен лишь шум реки, дождя и мое рваное дыхание, которое кажется мне оглушительным.
Зажмуриваюсь, прижимаю к себе сына и еле слышно шепчу ему на ухо успокаивающую колыбельную. Малыш тихо похныкивает, цепляется маленькими пальчиками за ворот моего платья и жмется всем своим крошечным тельцем ко мне.
Только бы не услышали!
Ему страшно. Мне тоже. На шее до сих пор ожогами горят следы от пальцев Гардариана, и я даже думать боюсь, что он может со мной сделать, если найдет.
Стук сапог с позвякиванием пряжки, послышавшийся внезапно, кажется громче и реки, и дождя. Он заставляет сердце подпрыгнуть к самому горлу, а потом резко ухнуть куда-то в пятки. Я инстинктивно вжимаюсь спиной в холодный влажный камень моего укрытия и крепче обнимаю ребенка. Даже задерживаю дыхание, легкие вот-вот разорвет.
В поле зрения появляются военные кожаные сапоги и останавливаются прямо передо мной.
— Выходи, — раздается мужской голос.
Голос, который я узнаю из тысячи.
Который я помню до сих пор.
Который слышу во снах.
Голос Николаса.
Глава 2. Выбор
В первый момент малодушно надеюсь, что это не мне.
Что меня не заметили, и я смогу тут отсидеться, но снова раздается тот же низкий раскатистый голос:
— Я жду, — только в этот раз в нем слышится нетерпение и угроза.
Меня будто сковывает по рукам и ногам, страх владеет моей душой, не могу сдвинуться с места.
— Вытащить! — Николас отдает команду, и над головой раздается топот, а с потолка моего укрытия начинает осыпаться крошево мелких камней.
— Не надо, я выхожу, — чуть слышно выдавливаю из себя я.
Покрепче прижимаю сына и накрываю его плащом, чтобы защитить от дождя и лишних глаз чужаков. Особенно от лишних глаз. От ледяного взгляда того, кто, я надеялась, не узнает о нем никогда.
Выбираюсь ползком и, не поднимая взгляда, выпрямляюсь.
Даже просто стоя рядом, я чувствую силу, исходящую от него, жар его мощного тела, то, как он скалой возвышается надо мной.
— Какая маленькая нарушительница границ, — язвительно хмыкает Ник. — А ты знаешь, что бывает с вот такими вот юркими мышками?
Я вздрагиваю от обжигающего прикосновения, когда он указательным пальцем поднимает мой подбородок и заставляет посмотреть на него. В миг, когда наши взгляды пересекаются, мне кажется, что время замирает, звуки все стихают, даже дождевые капли зависают в воздухе.
Боги! Оказывается, я все это время безумно скучала по этим глазам. По их блеску и глубине, по той мудрости и уверенности, которые наполняют их.
— Ты? — уголок рта Ника ползет вверх, искривляя его красивые губы в недоброй усмешке. — Решила, что тебе снова удастся провернуть это трюк? Еще кто-то покупается на твои манипуляции?
Как же жалко я сейчас выгляжу: капюшон сполз, мокрые волосы свисают сосульками, а пряди липнут к раскрасневшемуся лицу. По щекам ручьями стекают то ли капли дождя, то ли отчаянные злые слезы. А может, и то и другое.
Он так высоко задирает мой подбородок в ожидании ответа, что я с трудом сглатываю едкий ком, вставший в горле.
Ник резко отпускает руку, а я от этого движения инстинктивно вжимаю голову в плечи и отворачиваюсь… Демоновы рефлексы. Когда удара, который ожидало мое тело, не происходит, я снова поднимаю не Ника взгляд.
Его губы поджаты, ноздри раздуваются, а глаза хищно прищурены. Он пристально изучает меня, скользя глазами с головы до пят.
— Я повторю свой вопрос: ты знаешь, что делают с нарушителями границ? — грозно цедит он.
— Я… — хрипло начинаю. — Знаю…
Услышав волнение в моем голосе, ребенок начинает хныкать. Вроде бы тихо, но это не укрывается от чуткого слуха дракона. Ник одним движением срывает с меня промокший плащ, бросает его на гальку под ногами, оставляя без последней, хотя бы минимальной защиты, и видит сына.
Потоки проливного дождя обрушиваются на ребенка, он окончательно пугается и разражается громким плачем.
У меня внутри все клокочет, грудь стискивает стальным обручем от жалости к крохе. Вскидываю голову и с отчаянной злобой смотрю на Ника. На его красивом лице озадаченность быстро сменяется сосредоточенностью. Он стаскивает с себя камзол, хранящий тепло его тела, и накидывает мне на плечи, прикрывая ребенка от стихии. Сразу становится теплее. Только я не могу понять, что меня согревает больше — плотная ткань камзола или неожиданная забота. То, с какой аккуратностью Ник запахнул его на мне, болью отзывается в сердце.
— Успокой ребенка, — уже сдержаннее приказывает он.
— Не из-за меня он плачет, — огрызаюсь я.
Да, не в моем положении показывать характер, но я не могу сдержаться. Мягко поглаживаю малыша по голове и немного покачиваю. Он трется своим маленьким носиком об меня, сопя, утыкается в мою шею и потихоньку замолкает.
— А разве это не ты сбежала в ночь под проливным ливнем, босиком и, — Ник присматривается к моей шее, — без амулета?
Я рефлекторно касаюсь горла, понимая, что этим выдаю себя и подтверждаю догадку Ника.
— Что ты задумала в этот раз? — он угрожающе приближается ко мне, хмуря четкие смоляные брови.
Сжав челюсти, молчу и с вызовом встречаю холодный взгляд таких красивых и когда-то любимых глаз, в которых сейчас плещется ледяной океан.
Николас приближается еще на шаг. Он почти вплотную ко мне. Я дрожу от близости того, кто разорвал однажды мою душу.
— Может, тебе нужна помощь? Мои инквизиторы
