он засмеялся.
Из полумрака как айсберг показался Дворец. Он был словно выточен из слоновой кости и напоминал то ли старинную табакерку, то ли восточную шкатулку. Когда-то, еще до революции, он, несомненно, потрясал красотой, но в пятидесятые годы прошлого столетия советские зодчие стесали «все лишнее», вписав здание в прокрустово ложе стандарта сталинских дворцов. Тем не менее в его облике все еще угадывались и мавританская ажурность, и прозрачность французского ренессанса. Задрав голову, я разглядывал все это и не знал тогда, что стою под окнами своего будущего кабинета на втором этаже и что на уютном балконе с колоннами мы будем часто пить чай, расположившись в плетеных креслах.
Викентий шустро поднялся по ступенькам крыльца и с легкостью отворил массивную дверь. Перед нами открылась мраморная лестница, змейкой уходившая куда-то влево. Мы поднялись наверх, прошли по коридору, еще повернули раза два и подошли к приемной директора.
Моя виртуальная встреча с Ильей Борисовичем Горовицем состоялась несколькими днями ранее по «Скайпу». В обществе своего заместителя он задавал мне множество провокационных вопросов, как будто я устраивался в секретную лабораторию с бешеной зарплатой. Илья Борисович блистал первоклассным юмором и вообще, как мне показалось, в своем характере заключал большую склонность к самолюбованию. Однако радовало, что наряду с этим он не был глупым человеком, а просто имел вот такую слабость. По итогам разговора он дал мне два дня, чтобы я приехал сюда, где обе стороны, то есть он и я, смогут принять окончательное решение.
В приемной со мной приветливо поздоровалась секретарша в белом свитере:
— Добрый вечер! А мы вас ждем! Будете чай? Проходите, пожалуйста.
Я зашел в кабинет. Директор сидел в кресле и что-то читал на мониторе.
— Как добрались? — не отрываясь от экрана, спросил он.
— Спасибо, прекрасно.
— Присаживайтесь.
Сев на кожаный диван, я огляделся по сторонам. Здесь было любопытно: книги, картины, приятные безделушки вроде бюстов писателей. В глаза бросилась коллекция губных гармошек на полке. Точнее, я уже потом понял, что это такое, а сначала взгляд зацепился за прямоугольники серебристого и золотого цвета, которые были красиво уложены в бархатную коробку. В центре кабинета стоял большой стол для переговоров. В окне виднелась макушка пальмы, лениво покачивающей под ветром своими патлами. Тикали напольные часы — такая редкость сейчас.
Вскоре секретарша принесла на подносе обещанный чай с овсяным печеньем. Горовиц наконец отлепился от компьютера, но только для того, чтобы потянуться за чашкой.
— Ну, рассказывайте, почему вы все же хотите стать начальником методического отдела?
Совершенно предсказуемый для собеседования вопрос почему-то застал меня врасплох, ведь я никогда не хотел быть начальником методотдела, и я не стал ничего сочинять.
— Да как вам сказать… Было очень много лекторской практики, но теперь устал, захотелось поменять направление деятельности. Скажу честно, никогда в жизни я и не стремился стать методистом — тот, кто преподает, вряд ли будет об этом мечтать. Всего лишь стечение обстоятельств моей жизни, и не более.
Директор повернул голову, внимательно на меня посмотрел и прищурился, видимо, оценивая ответ.
— Что ж, спасибо за прямоту.
— Еще меня привлекла возможность сменить место проживания, — продолжал я рубить правду-матку. — Я здесь никогда не бывал прежде, а так могу многое увидеть. Вообще, если уж совершенно начистоту, мыслями меня уносит совсем к другим берегам, но…
Тут я замолчал, подумав о том, что на самом деле никаких реальных «но» не существует. Эта мысль так поразила меня, что я пролил немного чая на блюдце.
— К каким это берегам? — спросил Горовиц, прикуривая сигару.
Я решил остановиться в своих откровениях.
— Пока не хотел бы об этом, с вашего позволения. Это долгая история…
На лице директора читалось неудовлетворение, и в то же время он явно был заинтригован, что, безусловно, мне польстило.
— Методический отдел — крайне важное звено в любом образовательном учреждении. И на вас будут возложены очень ответственные задачи. Мы умышленно искали человека, ранее не работавшего в этой сфере, так сказать, для свежести взгляда… Буду с вами откровенен: здесь уже давно все покрылось плесенью. Тут все, буквально все, нужно обновлять — от идей до людей. Дворец — морально мертв! Это кит, которого выкинуло на берег, и если его срочно не вернуть обратно в океан, он скоро сдохнет и засмердит. Но двум-трем, как говорит мой заместитель, хоронякам крайне сложно сдвинуть эту тушу, хотя придется… Мне нужна революция во Дворце! Вы понимаете меня?
— В самых общих чертах.
Может, от того, что в кабинете было зябко, а может, предвкушая, как я справлюсь с предстоящим испытанием, директор потер руки и улыбнулся.
— Хорошо, я уже составил мнение о вас и почти принял решение. Остался небольшой штришок — я приготовил одну маленькую, но решающую проверку. Готовы? За вашей спиной висят портреты неких людей. Назовите имена. Узнаете хотя бы пять из семи — место ваше.
Теперь уже невольно улыбнулся я: чудесное собеседование! Обернулся и увидел семь черно-белых фотографий под стеклом в рамках.
— Давайте попробуем.
Первый портрет был репродукцией рисунка эпохи Возрождения. Человек в капюшоне с лавровым венком на голове. Образ до боли знакомый, но, вероятно, от волнения я усложнил себе задачу, и в моей голове возникло сразу два имени: Данте и Петрарка. Если бы портрет был в профиль, то по горбатому носу я бы сразу узнал автора «Божественной комедии», но в анфас мне не казалось это столь очевидным. Поколебавшись немного, я все же сказал, указывая на портрет:
— Разумеется, это Данте.
— Так.
Следующим шел портрет Владимира Высоцкого с гитарой, что я и сказал.
— Блестяще, — с иронией произнес Горовиц.
Далее на двух портретах мужчины с сигаретой. На первом — человек в пальто с поднятым воротником держал сигарету во рту, а на втором — мужчина в очках слегка подпирал лицо рукой, а еще не прикуренная сигарета была зажата между пальцами. Оба слегка улыбались. Хотя это были разные улыбки: первая — с надеждой и безграничным доверием, вторая — с увлеченным интересом, но обе были отмечены теплотой. Мне определенно везло.
— Старина Камю и Иосиф Бродский.
— Браво!
А дальше был полный провал. Следующий портрет отбрасывал меня на несколько веков назад. Передо мной был пожилой человек эпохи Нового времени с бородкой и в маленькой, похожей на кардинальскую, шапочке. В голове мелькнула бредовая мысль про персонажей Дюма, но я все же решил уточнить:
— Я же правильно понимаю, что в этой галерее нет литературных героев?
— Абсолютно верно. Все это реальные люди.
Директор почувствовал мою заминку и теперь с
