красивый. Наверное, туристы, приезжающие сюда каждое лето, не очень хорошо разбираются в его истории. А может, она их не трогает, не задевает. Это все от недостатка воображения, часто думал Гута и тут же сам себя одергивал: «А если бы ты не был женат на Олуоте и не любил ее? Хватило бы тебе воображения – представить историю родного города не как перечень сухих фактов, а как вереницу чьих-то жизней?»
Город Рила был построен императором Вандербутом III после победы над халаимами почти четыре века назад. Потеряв в этой войне всех своих друзей и врагов, император-победитель решил построить город, в котором воцарятся наука и творчество и вдали от невзгод, бед и волнений самые просвещенные люди напишут новую историю великой Империи. В городе откроются театры, музеи и огромная Библиотека, думал император Вандербут III, в городе будут править благоразумие и порядок. И надо же где-то разместить изъятые у халаимов произведения искусства: изящные каменные статуэтки, чеканные блюда и тарелки, амфоры с рисунками, по которым можно изучать историю мира, и украшения, достойные королевы. Вандербут III был просвещенным монархом. Он хотел, чтобы его подданные ценили красоту.
На берегу реки Рилы был возведен город Рила и основана гильдия книжников – следить за порядком в городе и хранить истории. Сюда же, в Рилу, из века в век стали свозить побежденных. Кто-то же должен строить музеи и Библиотеку, подметать улицы и выращивать хлеб. Из разоренных деревень, сопротивлявшихся идеям имперского объединения, а потому сожженных дотла, в Рилу тянулись под конвоем вооруженных солдат старики, женщины, дети и те из мужчин, кто не смог или не захотел пасть в бою. Атуанцы, дигосы, каесаны… кого только не было в Риле! Они оседали здесь, как ил на дне реки, такие непохожие, говорящие на разных языках, почитавшие разных богов, но одинаково сломленные, потерявшие родину. Отныне им запрещалось говорить на родном языке, петь народные песни, молиться своим богам. Есть общий имперский язык, есть гимны императору, да и зачем вам боги, что не смогли вас защитить?
– Город побежденных – вот что ты такое, моя Рила, – прошептал в окно Гута. – Город побежденных и горстки тех, кого они однажды победят.
Мастер над словами Гута начал одеваться. Сегодня он увидит новых девочек, из которых выберет тех, кого надо будет обучить своему тонкому ремеслу во славу Империи.
И не попасться.
Дом с секретом
Бабушка рассказывала, что ружья изобрели в Шестую имперскую. Тинбо, дед Тайрин, держал в руках одно из первых ружей. Он был тогда молод, но уже много чего повидал. Если твоя юность пришлась на имперскую войну, разве может быть иначе? Бабушка вздыхала и с нежностью смотрела на внука, названного в честь деда – Тинбо.
Тинбо-младший и Тайрин – близнецы. В утробе матери они так дрались, что бедная Гела не спала ночами и до крови кусала руку, чтобы стонами не разбудить мужа и старшую дочку. Но стоило близнецам родиться, и двух таких дружных малышей было не найти во всей Риле.
Они не были похожи. Тинбо – смуглый, темнокудрый, с глазами синими, как озера Хофоларии. Тайрин же родилась темноглазой и медно-рыжей, как белка. И такой же порывистой и легкой. Крепыш Тинбо еще только учился ползать, когда она сделала первые шаги, и это было так неожиданно, что бабушка не успела пойти следом с пучком мяты и замести ее невидимые следы, чтобы Боль, Страх и Одиночество не догнали девочку. С тех пор бабушка не выпускала мяту из рук, опасаясь не угнаться и за внуком. Когда Тинбо пошел, Тайрин научилась танцевать.
– Ему за ней не поспеть, – вздыхала Гела.
Но бабушка радовалась. Тинбо был настоящим хофоларом и так напоминал ей мужа, сгинувшего в дебрях войны, что она всерьез думала: его душа нашла новое пристанище, чтобы утешить ее на старости лет. И правду сказать – разве не заслужила она такого подарка судьбы, разве она кого-то любила так же сильно, как своего мужа? И хоть овдовела совсем девчонкой с годовалой Гелой на руках и Ителой в животе, никогда и в мыслях у нее не было выйти замуж еще раз.
Каждый год то одна, то другая хофоларская семья отправляла к ней сватов. И все три брата Миттера, и Туфен Таррсэн, и кто-то из Гаррэтов. Она всем отказывала. Ее не понимали. «Мало осталось хофоларов, единицы выжили, а ты чтишь память давно погибшего. Какой ему от этого прок?» Вот что говорили ей. Она опускала глаза и кивала. Да, они должны выстоять и сохранить Хофоларию хотя бы в своих сердцах и своих детях, надо рожать и рожать детей, пусть их будет много, пусть народ их не исчезнет в веках, как исчезли халаимы. Она кивала, она соглашалась, но мысль о чужом мужчине на месте ее любимого Тинбо вызывала отвращение. И она отказывала сватам год за годом, пока не состарилась. Только тогда и выдохнула с облегчением. Никто больше не потревожит ее покой упреками, никто не омрачит светлую память о Тинбо. Девочки ее выросли, вышли замуж, обе за достойных хофоларов из семейства Литтэров. Теперь можно спокойно воспитывать внуков и рассказывать им о Хофоларии. Учить их таить самый главный секрет. Везде и всюду они называют себя хэл-марами, притворяются ими, все семьи поменяли фамилии, сделали их похожими по звучанию на хэл-марские, оставив хофоларский корень, ведь официально считается, что Хофолария стерта с лица земли. Сколько осталось их тогда? Пятьдесят человек. Сейчас с детьми – около сорока. И есть ли хофолары за пределами Рилы – неизвестно. А был большой дружный народ, испокон веков селившийся в горах, что разделяют пьятанскую равнину и хэл-марский лес. Никто в Риле не знает, что они хофолары, никто не должен узнать.
Только тогда и были похожи близнецы Тинбо-младший и Тайрин – когда слушали бабушкины истории о деде и утерянной навсегда родине.
– Она в моем сердце, – говорила бабушка, и все повторяли за ней, хотя никогда там не были, не видели своими глазами эти неприступные скалы, синие озера, скрывающиеся в складках гор, эти бурные реки, берущие начало в ледниках, эти курумники и нежные луга, где трава не поднимается выше щиколоток.
Если ты родился и вырос в Риле, трудно представить все это. Рила – каменный город, разлинованный прямыми улицами. Город, где невозможно заблудиться.
Дом Литтэров стоял на нечетной стороне улицы, а потому был выкрашен в нежно-голубой цвет. «Как утреннее небо над перевалом Чок», – говорила бабушка. Услышав это, Эйла, старшая сестра близнецов, поклялась, что выйдет замуж только за того, кто будет жить по нечетной стороне.
– Главное, чтобы он был хофоларом, милая, – засмеялась тогда бабушка.
Но вышло иначе, и Эйла полюбила хэл-мара Хетла с соседней улицы. Она долго не могла признаться в этом родителям, а когда рассказывала – плакала.
– Они такие бедные, – вздохнула тогда мама. – И где вы станете жить?
– Он же работает камнетесом? Трудное дело, тяжелое. Подумай, дочка, – сказал отец.
Бабушка плакала, что он не хофолар и Эйла уйдет из семьи, растворится в другом народе.
– Мало кто выжил в той бойне, вот что, – говорила бабушка, вытирая слезы. – И мы должны держаться все вместе. Говорить на своем языке хотя бы дома. И чтить своих богов. Носить Хофоларию в своем сердце…
– А я люблю Хетла! И мне все равно, кто он! – упрямо твердила Эйла.
И тогда мама сказала:
– Да где ей взять хофолара, подумайте сами? Ее ровесников среди нас и нет. Либо малышня, либо уже взрослые мужчины. Один только младший Вишшер, но…
– Мама! – завопила Эйла, будто ей предложили в мужья лягушку. Рилс Вишшер и правда был скользким и нудным типом, никто из Литтэров его не любил.
– Пусть выбирает сердцем, а не из чувства долга, – решил отец, и Эйла бросилась ему на шею. А мама сказала:
– Тебе всего четырнадцать, еще есть время подумать.
Но Эйла только фыркнула в ответ.
Тайрин засыпала и видела сны о горах и озерах. Их дом был с секретом, в их доме был подвал. А в подвале всегда горела
